на разноцветных платьях женщин, на скучных костюмах мужчин. Похоже было, что людей на улицах значительно поубавилось. Нельзя сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

Они въехали в квартал, состоявший из огромных правительственных зданий.

– Вот и прибыли, – с удовлетворением проговорил капитан Лузли. – Правьте прямо туда, где буквы «IN» стоят, Оксенфорд. Странно, что-то я не припомню, понимаете ли, чтобы, когда мы уезжали, здесь торчали какие-нибудь буквы…

Оксенфорд хрипло рассмеялся: – Вы, несчастный, глупец, болван проклятый! Неужели вы не видите, откуда взялись эти буквы? Неужели не видите, вы, дурак от рождения?!

Капитан Лузли вытаращил глаза на фасад здания.

– О! Этого не может быть! – воскликнул он.

Растянувшееся на всю огромную длину здания название Министерства изменилось: вместо слов «МИНИСТЕРСТВО БЕСПЛОДИЯ» на фасаде сияли слова «МИНИСТЕРСТВО ПЛОДОВИТОСТИ».

– Ха-ха-ха! – разразился хохотом Оксенфорд. – Ха-ха-ха! А-а-а-пчхи! А, чтоб тебя…

Глава 8

– И насколько возможно, – говорило изображение достопочтенного Джорджа Окема, Премьер-министра, на телевизионном экране, – обеспечить хороший уровень жизни при минимальном вмешательстве Государства.

У Премьера было лицо финансового воротилы: тяжелые челюсти, твердо сжатые, но чувственные губы, жесткий взгляд из-за стекол шестиугольных очков. Трансляция была плохая, и изображение часто пропадало, вместо него появлялись полосы, геометрические фигуры или узоры. Оно качалось и прыгало, гримасничало, раскалывалось на части, возносилось за пределы экрана и, будучи водворенным на него снова, начинало гоняться за самим собой. Но твердый, спокойный голос человека дела оставался ясным. Премьер говорил долго и – в истинно августинской манере – мало что сказал по существу. Он заявил, что, может статься, им придется пережить тяжелые времена, но благодаря духу трезвого британского компромисса, помогавшего преодолеть так много кризисов в прошлом, нация, несомненно, преодолеет трудности и придет к счастливому будущему. Требовалось доверие, и мистер Окэм просил о доверии. Он верил в Британский Народ, так пусть же Народ доверится ему.

Изображение закивало само себе, экран телевизора потемнел и погас.

Тристрам тоже кивнул сам себе и принялся ковырять в зубах. Он сидел в благотворительном пункте питания, учрежденном «Ассоциацией Женской Плодовитости города Честера», что на северном берегу реки Ди. Слушая мистера Окэма, Тристрам только что съел хороший мясной обед, поданный румяными веселыми чеширскими девушками, работавшими в приятной, хотя и скромной обстановке, среди нарциссов в горшках. Цветы явно стремились дорасти до потолка. Много таких же, как Тристрам, мужчин, утолявших голод, сидело в столовой, но они, по большей части, выглядели провинциалами. Это были нежданно-негаданно выпущенные из тюрем заключенные, которые разыскивали семьи, эвакуированные во время голодных бунтов и первых зверств «обеденных клубов»; безработные, тащившиеся на вновь открытые фабрики; люди, выкинутые из своих квартир на первых этажах теми, кто был сильнее и безжалостнее их – и все они были без денег.

(«Но где же женщины? Где-то ведь должны быть и женщины!») В кармане ни таннера. Деньги были проблемой. Днем Тристрам нашел действовавший банк, филиал Государственного банка номер три, где он хранил свои несколько гиней. После долгого перерыва филиал бойко работал. Тем не менее вежливый кассир объяснил Тристраму, что он должен обратиться за деньгами в отделение банка по месту жительства, хотя – тут Тристрам мрачно улыбнулся – если он хочет открыть у них счет, то филиал с удовольствием примет у него деньги.

Ох уж эти банки! Возможно, что те, кто не доверял им, были не такими уж дураками. Тристраму рассказывали, что один человек в Тарполи зашил в матрац три тысячи гиней бумажками, и пока банки были закрыты, ухитрился открыть универмаг. Мелкие капиталисты – крысы Пелфазы, но львы Августинианства

– полезли из всех щелей.

– Сердечно приглашаем вас к нам в восемь часов вечера,

– призывал женский голос из громкоговорителя. – Будет подан легкий ужин из жареного мяса. Партнеры для каждого.

Последние слова прозвучали зловеще. В репродукторе щелкнуло.

«Больше похоже на приказ, чем на приглашение. Танцы у костра на берегу реки, а не в поле. Может быть, они надеются, что в Ди скоро снова начнет играть лосось?» Два факта слегка удивили Тристрама этим ясным, но прохладным весенним утром: несговорчивость женщин и то, что за все, за любую мелочь, нужно было платить. Со вздохом он поднялся из– за стола; ему предстояла прогулка по улицам Честера. У выхода какая-то нетерпеливая женщина спросила Тристрама: – Вы ведь не забудете, нет? Ровно в восемь. Я буду ждать вас, вас, ненасытный молодой человек.

Женщина хихикнула. Это была толстуха, годившаяся скорее в тетки, чем в любовницы.

«Ненасытный»? Каким же это образом он показал себя ненасытным? Может быть, это слово было шутливым намеком, не имеющим отношения к пище? Тристрам изобразил комбинацию ухарской улыбки с хрюканьем и вышел вон.

Пахло ли в Честере во времена римского завоевания так же, как сейчас – солдатней? «ШТАБ-КВАРТИРА ЗАПАДНОЙ АРМИИ»,

– возвещала надпись на щите. Величественно. Сами звуки волнуют. Почти как при короле Артуре. Но если во времена нашествия легионов Цезаря город, должно быть, провонял дыханием потных лошадей, то теперь он смердел бьющими из мотоциклов фельдъегерей синеватыми струями перегоревших выхлопных газов. Мотоциклисты-связные непрерывно прибывали с совершенно секретными письмами в опечатанных конвертах и уезжали – с такими же письмами, в перчатках и шлемах, лягая стартеры своих мотоциклов, которые с ревом и искрами мчались по щупальцам дорог, выползавшим из города-лагеря или лагеря– города. На столбах висели таинственные указатели: «НАЧАЛЬНИК АРТИЛЛЕРИЙСКОЙ СЛУЖБЫ», «НАЧАЛЬНИК МЕДИЦИНСКОЙ СЛУЖБЫ», «КАНЦЕЛЯРИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО КВАРТИРМЕЙСТЕРА». Грузовики освобождались от своего груза – неуклюже топочущих солдат в импровизированной форме; хозяйственный взвод, с метлами вместо винтовок, болтался в переулке; двое военных священников, смущаясь, учились отдавать честь. В продовольственный склад, охраняемый часовыми, затаскивали ящики с консервами.

По чьему лицемерному кивку головой осуществлялись эти поставки? С какими-то гражданскими лицами заключались контракты, и никто не задавал вопросов. Солдаты называли это неизвестного происхождения мясо «булли», но такого животного не существовало в природе. Поддержание правопорядка уживалось с терпимостью к методичной работе этой бойни. Тристрам допускал, что военное положение было единственным выходом. Армия, будучи организацией, учрежденной прежде всего для совершения массовых убийств, никогда не была отягощена высокой нравственностью. Очистить дорожные артерии для транспорта, этой крови страны; наблюдать за водоснабжением поддерживать хорошее освещение на главных улицах (переулки и окраинные улочки должны сами о себе позаботиться) – вот задача, а рассуждать почему – не дело армии. «Я простой солдат, сэр, а не один из ваших болтливых политиков. Вот и оставим это грязное занятие им, сэр».

«Диск Ежедневных Новостей» снова функционировал. Тристрам услышал, как в