В книге отдельно говорилось о Д’варде и отдельно – об Освободителе, и ни разу не говорилось о том, что это один человек. Как не говорилось и о том, кого и от чего он должен освободить. Возможно, и Элиэль тоже упоминается там под другими именами.

Суссиане очень любят освободителей. Так, в этом году они ставили «Трагедию Трастоса» про Далтоса-Освободителя, героя древности, который предал смерти Трастоса Тирана, своего отца, и принес в Суссленд демократию. Это была замечательная трагедия, в ней участвовало много богов и богинь. Она понравится в Суссе. На Празднествах она запросто получит розу за лучшую пьесу… Вот только… Дольм Актер исполнял главные роли и в трагедии, и в комедии! Дольм Актер убит мечом сестры Ан. Ладно, Дольма мог бы заменить К’линпор, но тогда К’линпора придется заменять Гольфреном, а из Гольфрена актер, как из пня.

Сегодня шеядень, значит. Празднества закончатся завтра. Элиэль не хотелось думать об этом. Обычно труппа оставалась в Суссе и после Празднеств. Труппе-победительнице позволялось бесплатно играть в храмовом амфитеатре, и многие горожане приходили посмотреть выигравший спектакль. Часто эти представления приносили им больше денег, чем все остальные за год. Но без Дольма им не поставить ни «Варилианца», ни «Трастоса», только комедии масок. А если они не завоюют розу, им не разрешат играть в амфитеатре.

Иными словами, труппа Тронга скорее всего уедет на следующий же день, пяткадень, и вряд ли Д’вард попадет в Сусс до этого срока. А стоит труппе пересечь Монпасский перевал, и она может оказаться где угодно в Джоалленде.

Элиэль может вообще не дойти с ним до Сусса, ведь у нее нет денег заплатить пошлину при входе на мост в Нотби.

Вот! Она перевернула страницу «Завета» – вот еще раз встретилось имя Д’варда.

«И станет Д’вард Тионом. Вдохновит он короля, завоюет души людей. И станет Д’вард отвагой».

Во имя Тиона, что это все значит? Она не нашла ни намека на то, что это имеет отношение к Освободителю. Что за невнятица! Ладно, по крайней мере это доказывает, что она правильно поступит, если отведет Д’варда в храм Тиона.

Они собирались выйти на заре следующего дня, чтобы до жары уйти подальше. Эдвард представления не имел, какие опасности поджидают его в мире: работорговцы, банды журналистов или рыцари в латах, вызывающие случайных прохожих на поединок? Придется во всем положиться на Элиэль – пусть ведет его в безопасное место или куда там она собирается его вести. Совершенно очевидно, что у нее имелись какие-то планы, и они требовали серьезной подготовки и долгих споров со старым Поритом.

Какими бы ни были эти планы, ему придется следовать им. Не может же он провести остаток дней в палатке среди джунглей, тем более когда идет война, в которой должен сражаться и он.

Судя по одежде, позаимствованной в багаже покойного Говера, обыкновенное одеяние в Суссленде состояло из серой рубахи с яркой вышивкой на груди или плечевых лямках. Элиэль добавила к такой рубахе свою импровизацию. На груди она нашила похожий на солнце кусочек белой ткани, вырезанный из мешка для муки. Чуть ниже, по сторонам вышила зеленый молот и красный перечеркнутый круг, а еще пониже, но ближе друг к другу – желтый треугольник и синюю звезду. Цвета были очень важны – не найдя ничего зеленого для молота, она не пожалела куска драгоценной палатки. Это охранительное творчество предназначалось Эдварду. Он решил, что любое произведение, настолько лишенное смысла, должно быть очень святым.

В этот вечер Элиэль повторила свои инструкции серьезно и настойчиво – маленькая оборванка, сидевшая, скрестив ноги, на камне и назидательно уставившая в него палец. Он будет «божьим человеком», странствующим от храма к храму – другими словами, паломником, – и не должен ни с кем говорить. Все переговоры она берет на себя. Он не понял, кем будет Элиэль – провожатой, ученицей или помощницей, но все казалось логичным и обоснованным. Он – лама, она – чела. Его единственным средством общения будет благословляющий жест, и Элиэль заставила Эдварда как следует выучить его.

Идея казалась неплохой и могла избавить его от серьезных неприятностей в случае, если он привлечет к себе внимание полиции или кто у них тут. В Соседстве вряд ли найдется британский консул, который сможет взять тебя на поруки или пригрозить послать канонерки. С другой стороны, все известные ему культуры одинаково относились к физически крепким молодым мужчинам. Наиболее распространенное мнение гласило, что лучшее занятие для таких – честный труд или военная служба. Фарс с паломником мог сработать, будь он постарше, но Эдвард боялся, что будет выглядеть в подобном амплуа несколько подозрительно. И будь на то его воля, он не доверял бы советам старого Порита, бывшего жреца. Однако, поскольку лучшего плана все равно не было, Эдвард согласился стать божьим человеком. Он надеялся только, что ему не придется совершать никаких священных ритуалов. Публичного самобичевания, например.

Еще до рассвета путники вылезли из палатки и перекусили на скорую руку. Потом спустились к пещере попрощаться с Поритом. Элиэль даже поцеловала отшельника, чем привела его в ужасное смущение. Старый безумец сделался гораздо богаче, чем был до ее появления. Ведь он получил в наследство все добро из палатки. При первой встрече старик недолюбливал Эдварда, расставались же они почти друзьями.

Эдвард не знал, как здесь относятся к рукопожатию. Но не целовать же это старое пугало? Он решил ограничиться поднятой ладонью с растопыренными пальцами – отрепетированным жестом благословения. Мгновение отшельник оцепенело смотрел на него, потом пал на колени и склонил голову.

Элиэль с Эдвардом удивленно переглянулись и, еле сдерживая смех, поспешили убраться. Выйдя на берег, они оглянулись. Старик все стоял на коленях, словно в мольбе.

Эдвард шагал по лесной тропе, Элиэль шла впереди. Кроме рубахи паломника, на нем были сандалии и дурацкая китайская шляпа из соломы, похожая на колесо, – из запасов покойного Говера. Он опирался на трость, принадлежавшую раньше какой-то женщине по имени Ан. Как объяснила Элиэль, именно она убила второго Жнеца. Правда, Эдвард так и не понял пока, кем она была и как умерла.

Он решил, что, если повезет, осилит миль пять. Если не повезет, он скоро узнает, что здесь делают с бродягами: посылают чесать паклю или ровнять дороги. Он уже обнаружил первый изъян такого, казалось, безупречного плана Элиэль: согласно правилам игры, ни он, ни она не должны были брать в дорогу никаких припасов. Но когда Элиэль отвернулась, он все же сунул в карман бритву и кругляш мыла.

Поравнявшись с разрушенным храмом, Эдвард почувствовал, что кожа покрылась мурашками. Жуткое ощущение, знакомое по собору в Винчестере и по Стоунхенджу. Невозможный сплав холода, тьмы и тайны. Он вспомнил, как Крейтон говорил, что всегда распознает виртуальность в Соседстве. Возможно, на чужаков это действует еще сильнее, а Эдвард был здесь чужаком.

Работают ли переходы в обоих направлениях? Он еще помнил ключ. Он без труда смог бы изготовить примитивный барабан. Но приведет ли этот ключ обратно в Стоунхендж? Или в какой-то другой мир? И даже если он осмелится рискнуть и вернется в Стоунхендж, он явится туда без гроша и нагишом. Инспектор Лизердейл наверняка уже выписал ордер на арест. Выпутаться из этого будет довольно затруднительно.