Когда она встала рядом с ним и подставила распущенные волосы ветру, что бы тот причесал их, Бьор улыбнулся ей так, что она ощутила себя единственной и неповторимой на всем белом свете.

— Я чувствую себя деревом, которое перемололи в песок, — сказал он.

— Я никогда раньше не видела такого дерева, волосатого, как черт, — пошутила она.

— Именно поэтому норманны совсем не такие холодные, как некоторые о них думают.

— Хотя и не такие холодные, как Jökull, — с удовольствием продолжала эту игру Мательда, — но мои губы все же примерзли к одному из них.

Блестящая на солнце вода под килем постоянно журчала, шумела, бурлила за кормой, парус же напоминал о себе, только когда c шумом отпускал воздух и снова наполнялся им.

По правому борту тянулось побережье. Мательда занялась парусом. При легком бризе ей уже было не обязательно прислушиваться к указаниям Бьора, норманн даже не стал обращать внимание на ее мелкие ошибки при вязании узлов.

— Вон там, — Бьор указал на виднеющуюся на горизонте гору, возвышающуюся, словно искусно возведенное строение, — та самая вершина смерти. Мы оставляем ее позади и уходим в открытое море.

Мательда подошла к фальшборту, чтобы лучше всмотреться в том направлении, куда указывал Бьор. Спустя несколько дней плавания она намного увереннее передвигалась по палубе.

— О чем ты? — крикнула она Бьору на корму.

— Если мы сейчас повернем на запад, — объяснил он, — то еще до наступления ночи достигнем того берега, Сицилии. Но мы возьмем курс на юг и поплывем в направлении Египта. Жаль только, что у нас на борту нет кендтманна, который указывал бы нам ориентиры.

— Значит, теперь мы будем плыть вслепую? — встревожилась Мательда.

— Солнце будет указывать нам путь днем, а звезды — ночью, — успокоил Бьор.

— А когда небо затянут облака? А если туман?

— Это мелочи для норманна, — отмахнулся Бьор.

— Ты действительно такой храбрый или только хвастаешься?

Бьор завел руку под свою жилетку и показал ей камешек, висевший на шее. Мательда еще ночью обратила внимание на эту подвеску, но подумала, что это просто какое-то мужское украшение, безделушка, купленная на византийском рынке.

Украшение висело на кожаном шнуре. Бьор опустил его в руку Мательды.

Камешек цвета моря был отшлифован со всех сторон так, что его грани переливались на солнце.

— А что это? — спросила она, проводя пальцами по подвеске, гладкой, как старая дверная ручка.

— Солнечный камень, подаренный мне отцом. Мой брат тоже носит такой. Это для того, чтобы мы никогда не потерялись, — попытался объяснить Альрик.

Мательда с любопытством повертела камешек между пальцами, и ей показалось, что его цвет меняется.

— Все-таки не похоже, что в нем живет солнце, — с сомнением призналась она и при этом сама себе показалась простодушным ребенком.

Однако Бьор серьезно кивнул:

— Если даже солнце будет за облаками, этот камень покажет тебе, где оно в эту минуту находится. Нужно лишь посмотреть сквозь него.

Мательде захотелось, чтобы на небе немедленно появилось облако, тогда она могла бы проверить правдивость слов Бьора. Однако бескрайнее голубое зимнее небо сейчас казалось просто лужайкой для игры солнышка, где оно, по всей видимости, чувствовало себя очень хорошо. И все же Мательда подняла солнечный камень к своим глазам, совместила с линией горизонта и, когда повернула его, он замерцал зеленым светом.

— Хм, — удивилась Мательда и тут же заметила, что на горизонте над волнами появилась какая-то точка.

— Там, кажется, кто-то приближается к нам, — протянула она туда руку.

— Неудивительно, — пожал плечами Бьор и перегнулся через румпель, чтобы парус не загораживал обзор. — В этом районе вдоль побережья проходят торговые корабли с юга.

— Так может, пройти рядом с ними, чтобы узнать, какая погода ждет впереди? — предложила Мательда.

— Слишком опасно. — Бьор покачал головой. — Мы с тобой тут только вдвоем. Любой, кто захочет нам зла, сможет сыграть с нами злую шутку. А погода, в которой побывал тот корабль, уже могла добраться до Геркулесовых Столбов. Лучше будем держаться на расстоянии. — Он повернул руль, и «Эстрелла» слегка накренилась.

Через некоторое время точка вдали стала различимым квадратом, можно было даже разглядеть паруса. Рассмотрев их цвета, Мательда поинтересовалась у Бьора, может ли он сказать, откуда этот корабль. Но он лишь пожал плечами — па`руса, окрашенного в зеленый цвет, он еще не встречал.

Мательда подвинула бочку с провиантом поближе к мачте, забралась наверх и, обхватив мачту руками, стала всматриваться в море в поисках зеленого паруса. Казалось, он вообще исчез. И вдруг — вынырнул из ложбины между волнами. Парус был наполнен ветром.

— Бьор! — позвала Мательда. — Корабль, вон там, я никогда раньше не видела такого. Он плоский, как песок в море при отливе, а впереди на носу несет голову какого-то зверя.

Едва она это сказала, как Бьор, бросив руль, одним прыжком очутился на бочке и обнял Мательду вместе с мачтой.

— Это наш корабль! — воскликнул он вне себя от радости. — Эй, там, на «Висундуре»!

Но драккар был слишком далеко, чтобы крики Бьора долетели до него.

«Эстрелла» без рулевого прыгала по волнам, а Бьор пытался разжечь огонь.

Мательда не могла поверить своим глазам: от одного из полотен ее импровизированной палатки поднялся дым, Бьор поджог ее! Симпатия, которую она чувствовала к Бьору, стала растворяться в этом дыму.

— Это не причина, чтобы сжечь мой корабль! — подскочила она к Бьору и, вырвав у него из рук куски горящей материи, выбросила их за борт. Море тут же поглотило пламя.

— Но там, впереди, плывут мой отец, брат, мои друзья и мой корабль! — заорал Бьор. — Плывут на север, чтобы выручить меня, не зная, что я здесь, на свободе.

— Если ты разожжешь здесь огонь, корабль загорится, и мы утонем! — несмотря на отчаяние в голосе Бьора, испуганно возражала Мательда.

— Да нет же! — Бьор все еще держал в руке кремень. — Мой отец увидит дым и возьмет нас на борт.

— А если нет? Если он не заметит нас, он ведь нацелен только на Риво Альто, чтобы вызволить тебя из тюрьмы?

— Горящий корабль в открытом море, которого не заметит Альрик? — Бьор откровенно расхохотался. — Да ты не знаешь моего отца!

Сняв с себя всю одежду и закрыв глаза, Альрик заставил себя соскользнуть по борту в воду. Он был обвязан канатом вокруг туловища, пеньковые нити больно царапали кожу, но норманн почти не чувствовал этого: напротив, ледяная вода сняла боль в отравленном теле. От этого целительного холода у него перехватило дух.

Над собой он видел склонившиеся над бортом лица арабов, из уст наместника слетали, видимо, слова ободрения, только плеск волны о борт был слишком громким, чтобы разобрать, что они все восклицают.