Фульгенций происходил из знатного и уважаемого карфагенского рода. Его дед Гордиан был сенатором и владел в городе большим дворцом, переданным Гейзерихом после захвата города вандалами вельможе-арианину. Гордиан был вынужден уехать в Италию, но два его сына впоследствии вернулись в утраченную Западным Римом африканскую провинцию, добившись от вандальских властей частичной компенсации нанесенного им материального ущерба (весьма примечательный случай). Правда, городской дворец, экспроприированный у Гордиана, ариане так и не вернули («было ваше, стало наше»), но сын «раскулаченного», Клавдий, получил от них взамен поместье в Бизацене и городской дом в Телепте (современном Мединет Эль-Кедима). Телепта была процветающим провинциальным городом, насчитывавшим при владычестве вандалов шестьдесят тысяч жителей (что значительно больше, чем в настоящее время), славившимся замечательными школами и учителями. «Здесь продолжали существовать риторические школы, и молодые чиновные поэты упражнялись в восторженном описании светской жизни под новой (вандальской — В. А.) властью» (М. Л. Гаспаров). В чисто практическом плане риторическое образование было необходимо для государственной службы. Вандальское царство переняло, хотя и в «облегченном виде», римский бюрократический аппарат. «Чтобы этот аппарат себя оправдывал, нужно было, чтобы и отчеты, поступавшие снизу вверх, и директивы, поступающие сверху вниз, были ясны и выразительны; а для этого нужно было, чтобы чиновники всех инстанций хорошо владели словом» (Гаспаров). Внук римского сенатора Гордиана и сын Клавдия, юный Фульгенций, получив в Телепте греческое, затем — латинское образование, устроился на весьма доходное место сборщика налогов. В этой «хлебной» должности можно было, так сказать, служа мамоне, без особого труда обогатиться (что тогдашние налоговики, в массе своей, несомненно, и делали), но можно было, познав все беды и горести этого мира, отречься от него ради служения Богу. Фульгенций пошел этим вторым, узким, путем, приведшим его сначала в монастырь, а затем — и к святости.

История жизни причисленного впоследствии к лику святых православного епископа Клавдия (или Флавия) Гордиана Фульгенция по праву считается, наряду с трудами историка Прокопия Кесарийского «Война с вандалами» и епископа Виктора Витенского «История гонений в африканской провинции», важнейшим источником сведений о позднем периоде вандальского владычества над римской Африкой. Фульгенций родился в 467, а умер в 546 или 547 г., т. е., несмотря на столь часто подчеркиваемое хрупкое телосложение и на многочисленные лишения и невзгоды, которые ему пришлось претерпеть за годы монастырской и тюремной жизни, дожил до восьмидесяти лет и пережил африканское царство вандалов. Автором его жизнеописания был не кто-то из живших много позднее историографов, составлявших компиляции из имевшихся в их распоряжении документов, а современник, ближайший друг и наперсник епископа — афроримлянин по имени Фульгенций Ферранд, достигший впоследствии высокого духовного сана в православной церкви Карфагена, прославившись не только агиографическими, но и богословскими сочинениями. Житие епископа Фульгенция было написано Феррандом около 533 г., т. е. еще при жизни Фульгенция, что делает описание им событий еще более ценным, хотя нас с уважаемым читателем интересуют, разумеется, не только и не столько этапы биографии святого, сколько содержащиеся в биографии святого сведения о правлении вандальских царей Гунтамунда и Тразамунда, равно как и о жизни гонимых ими православных христиан вообще.

После внутреннего переворота в душе молодого патриция, обратившего его мысли и поступки от мамоны к Богу (это произошло, по-видимому, в последние годы царствования Гунтамунда), среди карфагенских друзей и знакомых Фульгенция, если верить Ферранду, пошли недоуменные толки о причинах, побудивших молодого, перспективного чиновника налогового ведомства прервать столь успешно начатую им служебную карьеру.

Фульгенций пожелал как можно скорее переменить платье, чтобы не быть вынужденным выносить общество приходивших к нему друзей, с которыми он долгое время вел легкомысленную жизнь. В своей мудрости он осознал, что, если его обращение к Богу сохранится в тайне, то принесет пользу лишь ему одному, если же оно станет широко известным, то послужит для многих других людей хорошим примером отказа от прежней греховной жизни.

Т.о. Фульгенций предстает перед нами под пером своего биографа Ферранда одним из богатых отпрысков древних афроримских фамилий, приспособившихся к жизни под вандальской властью, пошедших на службу вандальскому царю, сменивших римскую одежду на вандальскую, тунику и тогу — на длинные штаны, накидку и рубаху или куртку, перехваченную поясом, к которому у пользовавшихся доверием властей, возможно, даже был подвешен длинный меч (судя по изображениям на сохранившихся надгробиях). И беззаботно предававшихся веселой карфагенской жизни, осуждаемой отнюдь не только православными епископами, но и, скажем, царем ариан-вандалов Гейзерихом.

Поэтому обращение молодого повесы Фульгенция к Богу поначалу было встречено его беспутными приятелями с изрядной долей скепсиса. Они сочли его очередной причудой, а причуды широко распространены среди «золотой молодежи» всех народов и времен. Не сразу поверили в обращение известного кутилы и монахи, к которым он пришел, желая стать одним из них. Чтобы быть принятым в монастырь, Фульгенцию пришлось применить все свое красноречие.

Жил в те времена прославленный епископ по имени Фавст, сосланный, за свою твердость в православной вере, в местность, расположенную сравнительно недалеко от его прежней епископской кафедры. Ведь зловредный тиран, гонитель Гунерих специально распорядился поступить так со многими епископами-кафоликами, дабы, претерпевая неудобства пребыванья на чужбине в непосредственной близости от родины, они оказались более склонными к требуемому от них отречению от истинной веры (или, как писал Ферранд — «от Бога»).

Не так-то легко понять, почему ссылку в местность, расположенную невдалеке от родных мест сосланных, Ферранд считал особенно хитрой и зловредной затеей тех, кто их туда сослал. Впрочем, если бы Гунерих вздумал сослать их подальше — к примеру, на Корсику, биограф Фульгенция, несомненно, нашел бы повод раскритиковать и выбор им этого отдаленного острова, в качестве места ссылки опальных православных иерархов. Как бы то ни было, основанный Фавстом монастырь располагался всего лишь в нескольких часах пути от Телепты, родного города Фульгенция, расположенного южнее Сомаа в современном Тунисе.

Именно к авве («отцу» — этим сирийским словом, от которого происходит латинское слово «аббас», или, по-нашему, «аббат», именовались в то время настоятели-игумены христианских монастырей) и пришел Фульгенций, ибо он был хорошо знаком с ним, полный радостного рвения, и в доверительной беседе открыл ему желание своего сердца. Но тому было хорошо известно, что Фульгенций в своей прежней жизни слишком любил мир и то, что в мире.

И потому почтенный авва долго колебался, сомневаясь, верить ли его словам и обещаниям.

Игумен Фавст поставил юноше несколько весьма интересных для нас условий приема во вверенную ему Богом монашескую общину. Обратив внимание столичного «мажора» на невзрачную одежду из дешевой ткани, которую ему придется отныне носить, на простую, плохо приготовленную однообразную и порой с трудом усваиваемую избалованным лакомствами желудком карфагенского любителя разгульной жизни грубую монашескую пищу. Кроме того, авва назначил ему испытательный срок, в течение которого Фульгенцию, еще оставаясь мирянином, предстояло вести непритязательную жизнь. Коль скоро это приходилось особо оговаривать, разница в уровне и образе жизни между высшим слоем вандалов и «причисленных» к нему афроримлян-«коллаборационистов», с одной, и обитателями африканских сел и монастырей, с другой стороны, была весьма ощутимой, имея прямо-таки принципиальный характер. Речь шла о двух разных мирах, в одном из которых образованные римляне явно служили не за страх, а за совесть вандалам, которых в десятилетие завоевания всех без разбора именовали и считали варварами, дикарями.