Под прицелом телекамер Джордж Буш произнес:

– Коалиция позволит Саддаму Хусейну до полудня субботы сделать то, что он должен сделать, – начать вывод войск из Кувейта.

Саддам, как и следовало ожидать, упустил последний шанс сохранить свою армию.

24 февраля 1991 года в четыре часа утра по местному времени в Персидском заливе началась наземная операция. Войскам антииракской коалиции понадобилось два дня, чтобы раздавить армию Саддама. Она не могла оказать сопротивления. В первый же день сдались в плен десять тысяч иракских солдат. Спасаясь от неминуемой катастрофы, униженный Саддам капитулировал. Он испугался, что или американцы доберутся до него и посадят на скамью подсудимых, или его собственные генералы, спасая себя, уничтожат «любимого президента». Впрочем, иракская пропаганда писала только о выдающейся победе великого Саддама Хусейна над Америкой.

26 февраля президент Ирака отправил срочное послание Горбачеву. Он уже не называл Кувейт девятнадцатой провинцией Ирака. Напротив, просил немедленно остановить наступление войск международной коалиции, клялся, что уже вечером его армия уйдет из Кувейта. К тому времени в плен попали семьдесят тысяч иракских солдат и офицеров. Саддам начал войну, располагая хорошо вооруженной миллионной армией. Лучшая ее половина находилась на территории Кувейта, от этих частей остались одни воспоминания.

Джордж Буш-старший и его команда добились своего. Если бы Буш прислушался к сторонникам умиротворения Саддама, Кувейт и по сей день был бы оккупирован иракскими войсками. Вечером 27 февраля Буш сделал заявление:

– Кувейт освобожден. Армия Ирака побеждена. Наши цели в военной сфере достигнуты. Кувейт опять принадлежит кувейтцам, они вновь распоряжаются собственной судьбой. Семь месяцев назад Америка и весь мир сказали: хватит! Мы заявили, что не потерпим агрессию против Кувейта. И вот сегодня Америка и весь мир сдержали свое слово.

Багдадское радио незамедлительно сообщило, что американцы сдались…

13 марта 1991 года Верховный Совет разрешил Горбачеву создать вместо распущенного Президентского совета новую структуру – Совет безопасности, своего рода узкий кабинет. В него вошли вице-президент Янаев, новый глава кабинета министров Валентин Сергеевич Павлов, председатель КГБ Крючков, министры: обороны – Язов, внутренних дел – Пуго, иностранных дел – Бессмертных, а также Бакатин и Примаков, которому Горбачев хотел поручить внешнеэкономические дела.

Каждую кандидатуру утверждали депутаты. Надо было набрать больше половины голосов. При первом голосовании Верховный Совет не утвердил Примакова. Кто-то из депутатов был недоволен бывшим спикером, но в основном не хотели пропускать человека демократических убеждений. Горбачев предпринял новую атаку на Верховный Совет, доказывал, что Примаков нужен в Совете безопасности. Заставил проголосовать еще раз. Примаков подошел к микрофону и попросил не переголосовывать. Поступок оценили по достоинству. Примаков прошел. Тогда на Евгения Максимовича смотрели как на подозрительного либерала, теперь же он воспринимается как неисправимый консерватор…

Примаков был не очень доволен работой у Горбачева, но как добросовестный человек исполнял свои обязанности, ворчал, но работал. Он занимал формально высокий пост, но лишенный реальной власти.

– Работа была нервная, неблагодарная, очень запутанная, – вспоминает известный журналист Виталий Игнатенко, который был тогда помощником советского президента. – Разные ведомства нас окружали. Все мы сбегались к Примакову и находили помощь и поддержку, товарищеское участие в наших делах. Причем не только кто-то из молодых сотрудников, а все. И когда надо было принимать серьезные решения – несправедливо увольнялся какой-то человек, никто не мог, да никому и в голову не могло прийти – прорваться в кабинет президента и сказать: «Вы поступили неправильно. Этот человек должен остаться. Он не может быть за стенами нашего здания…» А Примаков мог так поступить. Вставал, шел к Горбачеву и очень решительно говорил…

Когда Горбачев уехал в последний в его президентской жизни отпуск, разъехались и все его сотрудники. Примаков с внуком Женей отдыхал в санатории «Южный» неподалеку от Фороса, где был блокирован Горбачев. О том, что Горбачев отстранен от власти, он узнал 19 августа одновременно со всей страной. В болезнь Михаила Сергеевича он не поверил, потому что еще накануне президент беседовал по телефону со своими помощниками. Но 19 августа с президентом уже не соединяли. В тот день страна проснулась и узнала, что президент Горбачев отставлен от должности, а всем управляет Государственный комитет по чрезвычайному положению.

Примаков вылетел в Москву. Перед отлетом позвонил своему другу Владимиру Бураковскому, попросил на всякий случай приехать в аэропорт – если что-то случится, чтобы было кому позаботиться о внуке.

Виталий Игнатенко:

– Евгения Максимовича во Внуково встречали его друзья. Они его взяли в такой рой, как пчелы, а он был посредине. Боялись за него! Никто не знал, чем это может кончиться. Встретили прямо у трапа и проводили до машины.

Аркадий Иванович Вольский вспоминал в своем последнем интервью «Известиям», опубликованном после его смерти в сентябре 2006 года:

– Одну ночь у меня провели Примаков и Бакатин. Спали на диване. Я им комнату отвел напротив своего кабинета. Угроза ареста была вполне реальной, поскольку они как члены Совет безопасности отказались поддержать ГКЧП.

20 августа в кремлевском кабинете члена Совета безопасности Примакова собрались Вадим Бакатин, президент Научно-промышленного союза Аркадий Вольский, Вениамин Ярин, который работал в аппарате президента, и Вадим Медведев. Решили прежде всего сделать заявление по поводу происходящего и передать по каналам ТАСС:

«Считаем антиконституционным введение чрезвычайного положения и передачу власти в стране группе лиц. По имеющимся у нас данным, Президент СССР М. С. Горбачев здоров. Ответственность, лежащая на нас, как на членах Совета безопасности, обязывает потребовать незамедлительно вывести с улиц городов бронетехнику, сделать все, чтобы не допустить кровопролития. Мы также требуем гарантировать личную безопасность М. С. Горбачева, дать возможность ему незамедлительно выступить публично».

Утром 20 августа Примаков зашел к вице-президенту Геннадию Янаеву, пребывавшему в мрачном состоянии. Янаев сидел за письменным столом и читал газету «Правда». На первой полосе – подписанные им указы.

– Ты в своем уме? – спросил Примаков.

По словам Евгения Максимовича, вице-президент растерянно ответил:

– Если бы отказался, как тогда, в апреле… А что же сейчас делать?

Примаков сказал Янаеву, что ему надо немедленно поехать на телевидение, в прямом эфире распустить ГКЧП, осудить путч и покаяться. Это единственное, что может его спасти.

Янаев был растерян:

– Женя, поверь, все уладится. Михаил Сергеевич вернется, и мы будем работать вместе.

– Что-то не верится, – сказал Примаков. – Нужно немедленно убрать танки с улиц Москвы.