Старая дорога представляла собой сплошное покрытие грязно-белого цвета, почти не пострадавшее от времени, но кое-где полузасыпанное обвалами или наполовину висящее над обрывом. Даже повозке, запряженной волами, ничего не стоило делать по ней пятнадцать-двадцать миль в день.

На одном из таких участков, повисших над пропастью, Ортран задержался, чтобы показать едва видную внизу тоненькую синюю ниточку – Фуа.

– Там,– он указал на ее исток,– Далаанг, логово Спящего Дракона. Если бы не дымка, увидели бы золотые башни Дворца Великого Ангана.

– Ты был там? – полюбопытствовал Эрд.

– Нет. Но слышал много. Далаанг – мозг Конга.

– Скорее уж жало!

– Ты не прав! – возразил хольдец.– Сам Великий Анган, верно, из соххогоев, но заправляет не он. Это не Владение. И пусть конгские чиновники похуже глорианских, но ведь и получше «братьев» Хуриды.

– Почему тогда они не раздавят красноглазых? – сердито спросил Эрд.– Будь у меня хоть тысяча лучников, я выпотрошил бы все Владения за месяц!

– И конгайская армия стерла бы тебя в труху! – вмешался Биорк.– Соххогои – это Великий Анган. А Великий Анган – символ, высшее. Зато в сравнении с красноглазыми любой чиновник – добряк и человеколюбец! Армию не обижают, у флота особые привилегии. Кому не нравится? Крестьянам? Купцам? Так, Ортран?

– Чиновники – нормальные люди! – сказал хольдец.– Жадные, конечно, но дело с ними иметь можно. А воины-моряки вообще отличные парни. Кстати, тот, кого ты убил,– Шинон – был и вовсе славным парнем. Зря ты его, он бы тебе понравился!

– Он мне и понравился! – хмуро ответил светлорожденный.– Я ему – нет. Не по вкусу пришелся. И не по зубам! – Эрд сжал колени, и его пард обогнал других.

– Он ему поверил, Шинону,– пояснил Нил,– а тот его предал. Обидно, верно?

Ортран покачал головой:

– Шинон был честным солдатом. Я его хорошо знал. Не понимаю, как так вышло. Жаль!

Санти слушал, не упуская ни единого слова. Сколько раз он готов был вмешаться: как смеют чужестранцы хулить его Конг! Но сумел сдержаться: они старше, опытней, они воины и политики. Да, он – конгай, но и только. Певец. А потом Ортран сказал о смерти Шинона, и юноша опечалился. Начальника Гавани он знал и привык уважать. Возненавидел бы убийцу, если бы то был не Эрд. Ненавидеть Эрда Санти не мог.

Этайа чувствовала его состояние, но не вмешивалась. Он должен справиться сам.

– Через два дня будем у подножия Столпа! – сказал Ортран.

– Если ничто не помешает,– уточнил осторожный Биорк.

Конус потухшего вулкана, величественный и прекрасный, уходил белоснежной вершиной в прозрачное небо.

– Кто нам может помешать? – удивился Ортран.– В горах вряд ли отыщется войско, с которым любой из нас не справился бы и в одиночку!

Биорк не стал возражать. Он не предсказывал будущее, а прогнозировал его. Зная, какие силы втянуты в игру, он, по немалому своему опыту, полагал: если враг молчит, значит, что-то готовит.

Он, естественно, уступил первенство Ортрану, лучше знавшему Конг. Но сам предпочел бы менее очевидный путь. Чем неожиданней собственный выбор воина, тем меньше неожиданного остается у врага.

– Светлейшая! – вагар приблизился к Этайе.– Может, нам избрать другую дорогу?

– Другого пути пока нет,– сказала фьёль.– И этот путь – не путь.

– Нам нужно вернуться?

– Нет. Мы пойдем вперед. Пусть качнутся весы.

По мере того как солнце поднималось выше, воздух теплел. Тени, отбрасываемые растущими на западном склоне кактусами, укорачивались. Над ними метались разноцветные стайки медовниц. Стелющийся кустарник расцвел крошечными белыми цветками. Внизу, в Междуречье, уже собрали урожай, а в горах весна еще только начиналась. Цепочка желто-зеленых скальных крабов прошествовала через дорогу. Парды осторожно переступали через них. Не потому что боялись цепких клешней, а из свойственной им деликатности по отношению к живому. Кроме того, они были сыты: далеко не все кактусы защищали свою съедобную мякоть колючками. Всадники следили, чтобы животные наедались впрок, запасали жир. Неизвестно, что ждет впереди. Откормленный пард бежит медленнее, зато дольше – если приходится попоститься.

– У нас в Фаранге о горах рассказывают разное,– сказал Санти вагару.

– Что именно?

– Всякое. Плохое, хорошее…

– Плохое я уже слышал. А хорошее?

– Говорят, там, наверху, есть волшебные долины, укрытые от злых сил. А живут там…

– А! – перебил Биорк.– Это говорят обо всех горах! Поверь мне, друг Санти, все, что нас ждет,– это холод, безводье и всякая ползучая дрянь!

– Как знать! – Санти не мог забыть о стране фьёльнов.

– Благородный Ортран!

Эрд подъехал к хольдцу.

– Позволь мне задать тебе несколько вопросов.

После того как они сражались бок о бок в ущелье, светлорожденный, по собственному кодексу чести, мог спрашивать бывшего стража соххогоев о чем угодно.

– Да, светлорожденный Эрд, спрашивай. И если ты будешь звать меня только по имени, я сочту это за честь.

– Расскажи мне о Желтом Цветке!

Улыбка сошла с лица хольдца.

– Что же ты хочешь знать? – неохотно проговорил он.

– Все, что знаешь ты: кто он, откуда? – Эрд понимал, что Ортран не хочет говорить на эту тему, но он желал знать!

– Я сам привез его во Владение три года назад,– хмуро сказал бывший Начальник Стражи.– Это был чудесный мальчуган!

– Мальчуган? – удивился светлорожденный.– Я дал бы ему никак не меньше двадцати пяти лет!

– Выслушай все,– произнес Ортран холодно.– И по-старайся больше не называть меня лжецом.

– Прости! – сказал Эрд с искренним сожалением.– Я не мыслил оскорбить тебя!

Хольдец кивнул, принимая извинение.

– Владычица любила диковины,– продолжал он.– Живые и неживые.

– Любила?

– Любит. Я оговорился. Каждый раз, когда я приезжал в Фаранг по делам Владения, капитаны кораблей, у которых было что-нибудь любопытное, давали мне знать. Мне – в первую очередь: я больше платил. Но в тот раз я приехал за шелком. Знакомый капитан известил, что у него товар, который мне подойдет. Я приехал. Думал, он предложит мне шелк, а моряк сначала показал мальчишку. Желтого, как золотой песок. Капитан снял мальчика с пиратского корабля. Тот имел глупость напасть на судно, когда то перевозило команду солдат на южное побережье.

Это был необычайный мальчик, светлейший! Ласковый, как котенок, такой же грациозный и очень красивый. А пахло от него так, словно малыша умастили благовониями. Не дешевыми! И еще: мальчик был немой! Не говорил ни слова, хотя слышал хорошо! Впрочем, немота не снижала его цены. Скорее – наоборот. Ты знаешь, светлорожденный, сколько болтают мальчишки двенадцати лет от роду?