Мне уже приходилось признаваться читателю в непроясненности для себя сути ряда государственных фигур старой России. И вот Егор Францевич — несмотря на его вроде бы ходатайства за РАК — в этот ряд тоже, увы, входит.

Однако замечу, что известный нам по делам РАК и делу декабристов граф Мордвинов был принципиальным противником Канкрина. Сходясь с ним во мнении о необходимости сокращений расходов военного ведомства, о введении серебряной валюты и еще кое в чем, он, как сообщает нам Русский биографический словарь под редакцией Половцева, «осуждал общий дух системы Канкрина — неподвижность, отрицание общественного кредита, питейный откуп, систему налогов, сохранение в тайне бюджета, и, начиная с 1828 года, писал обстоятельные критики на государственные росписи Канкрина, доказывая, что он действует нецелесообразно».

Мордвинов у Николая кредитом доверия не пользовался, а вот Канкрин имел почти неограниченный кредит. Воспрепятствовать гибельной линии Нессельроде в Русской Америке мог, пожалуй, только он. Но вот же — не воспрепятствовал.

Ну, Канкрин, может, искренне заблуждался — и в финансовых делах, в которых в царской России почти во все времена черт бы ногу сломал (и если ее не ломали банкиры типа Штиглица, то лишь по той простой причине, что не чертям было с ними тягаться!), и в делах внешнеполитических вкупе с делами внешнеэкономическими.

Нессельроде же… Нессельроде сознательно подменял приоритеты русской внешней политки так, чтобы оптимальные перспективные решения не принимались, зато поощрялись решения, для России невыгодные.

И атмосфера для такой тонкой и эффективной антироссийской деятельности была тогда подходящей.

ТАК, уже в начале первого «николаевского» года — 1826-го, пятидесятишестилетний (умер он восьмидесяти семи лет, в 1857 году) барон Григорий Строганов, бывший посланник в Константинополе, направил 18 января из Парижа императору письмо, в котором «возлагал к стопам» царя «плоды размышлений, подсказанных самой искренней преданностью, лишенных всякого своекорыстия, всякой задней мысли…».

Все может быть — может, мыслей у барона задних и не было, но вот суть его письма-манифеста была очень уж некстати… Строганов призывал царя на Восток, на. помощь грекам, на борьбу за святую веру против турок… А это означало для России расходы, кровь, пот. И все — без какого-либо материального возмещения этих расходов и тяжких трудов.

Обеспечение территориальных приращений в рамках выхода России на ее естественные (хотя и отрицаемые всякими труайя позапрошлого, прошлого и нынешнего веков) южные рубежи?

Это было делом необходимым. Но его можно было решить с затратами намного более скромными, чем те, которые России предстояло понести в ее восточных войнах XIX века…

Часть, лишь часть «восточных» усилий и расходов, уделенных Русской Америке, и ее дело было бы спасено, прочно обеспечено и успешно развивалось бы!

А вместо этого Россию втягивают в войну за… устранение Турции с Балкан, из Греции! То есть, пользуясь выражением мемуариста Андрея Болотова о Семилетней войне, очередной раз «вплетают в до нее нимало не касающееся дело»…

Начавшись в 1828 году, война с Турцией привела русские войска к стенам Царь-града, к Константинополю… Султан Махмуд II вынужден был начать переговоры, и 2 (14) сентября 1829 года был заключен Адрианопольский мирный договор.

Как сообщает нам 2-я БСЭ, «греческий вопрос, длительное время волновавший Европу, был в основном разрешен благодаря успехам русского оружия».

Но успех оружия всегда имеет цену крови. По самым скромным подсчетам, независимость Греции стоила русскому народу десяти тысяч только убитыми. А наши приобретения на Кавказе, обеспеченные Адрианопольским миром, обошлись нам менее чем в тысячу человек.

Итак, лишь 10 процентов кровавых русских усилий шли на пользу России. Остальные же девять десятых можно было и не предпринимать.

В заключении Адрианопольского мира активно поучаствовал Федор фон дер Пален. Очевидно, благодаря как раз ему по этому миру Черное море впервые открылось для свободного американского судоходства.

Англичане решали нашими руками свои европейские проблемы. А вот свои тихоокеанские проблемы они решали собственными руками, активно внедряясь в Китай и подготовляя те опиумные войны, которые обеспечили англо-французам господство в Поднебесной империи и в зоне Тихого океана.

Я тут приведу свидетельство результатов «цивилизаторской миссии» англичан, относящееся уже к концу 80-х годов XIX века: «Сингапур. Я желал бы, чтобы какая-нибудь пресыщенная леди, пьющая чай на террасе своего красивого имения в Англии и жалующаяся на вечное отсутствие мужа Фрэдди, находящегося на Востоке, имела возможность осмотреть Сингапур и видеть процесс добывания денег, на которые покупаются ее драгоценности, туалеты и виллы… Китайский квартал… Каждый второй дом — курильня опиума… Развращенность в высшей степени развития… Разврат в грязи и мерзости, запах гниения, разврат голодающих кули, которые покупают свой опиум у европейских миллионеров… Голые девятилетние девочки, сидящие на коленях у прокаженных… А невдалеке от этого ада — очаровательные лужайки роскошного британского клуба, с одетыми во все белое джентльменами…»

Это, уважаемый читатель, отрывок не из записок революционера. Это великий князь Александр Михайлович, «Сандро», описывает впечатления от своего плавания 1886 года на «Рынде»…

Англосаксам доставались «вершки» в Европе, доставались они им в Азии и на Дальнем Востоке…

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ время потихоньку шло, и приближался срок окончания действия Конвенции 5 апреля 1824 года…

5 апреля 1834 года он истек. Русской Америкой в это время уже четвертый год управлял Фердинанд Петрович Врангель…

Но вначале — о русско-американском Договоре о торговле и навигации, подписанном в Петербурге 6 (18) декабря 1832 года.

Удивительно, но факт. В монографии профессора Болховитинова «Русско-американские отношения и продажа Аляски. 1834–1867», изданной издательством «Наука» в 1990 году, об этом договоре почти ничего нет. Правда, о нем, как сообщает сам автор, шла речь в предыдущей его монографии, но уж хотя бы пару абзацев такой серьезной вещи, как договор 1832 года, можно было и посвятить…

В 1999 году увидел свет трехтомник «История Русской Америки. 1732–1867» под редакцией уже академика Болховитинова (о сем занятном труде я скажу в главе 11-й). Так вот, там о договоре вообще нет ни слова!

А ведь этот договор ударял по Русской Америке почище Конвенции 1824 года! Он объявлял торговлю и мореплавание «во владениях сторон» свободными и основанными на взаимности (н-да!). Жителям обеих стран разрешалось торговать везде, где допускалась иностранная торговля. Торговля могла вестись и на русских, и на американских судах.

И этим же договором жителям обеих стран гарантировалось ведение дел и та же безопасность, что и жителям страны пребывания.

Короче, зачем было продлевать в 1834 году Конвенцию от 5 апреля 1824 года, если существовал договор 1832 года?! Он был заключен до 1839 года, но продлевался и оставался в силе до 1911 (!) года.