Альваро де Мескита был арестован, и бунтовщики, овладев кораблем «Сан-Антонио», разделились на две группы и отправились на «Консепсион» и «Викторию». Вскоре Картахена, Кесада и Мендоса овладели почти без всякого сопротивления тремя кораблями – «Сан-Антонио», «Консепсион» и «Викторией».

Несмотря на явный перевес в силах, бунтовщики не осмелились открыто напасть на Магеллана, в распоряжении которого оставались еще два корабля – «Тринидад» и «Сант-Яго», и по-

слали ему условия перемирия. Магеллан ответил, что он приглашает к себе трех капитанов для переговоров на флагманский корабль. Но мятежники, опасаясь подвоха, наотрез отказались от этой встречи. Тогда Магеллан решил проявить одновременно и силу и хитрость. Он приказал захватить шлюпку, привезшую ему ответ, и, выбрав из своего экипажа шесть самых благонадежных и решительных человек, отправил их под начальством Гонсало Гомеса де Эспиносы на корабль «Виктория». В то время как Мендоса читал с насмешливой улыбкой письмо Магеллана, Эспиноса вонзил бунтовщику кинжал в горло, а стоявший рядом матрос ударил его кортиком по голове. Пока все это происходило в капитанской каюте, к «Виктории» подошла еще одна шлюпка с пятнадцатью вооруженными матросами во главе с Дуарти Барбозой, которому уже без большого труда удалось овладеть «Викторией» и подвести ее к флагманскому кораблю.

Таким образом, замыслам противника был нанесен первый удар. Пораженные энергией и решительностью Магеллана, Хуан де Картахена и его товарищи решили тайно отплыть в Испанию. Но корабли Магеллана, выстроившиеся у входа в гавань, отрезали им путь к отступлению. Попытка прорваться под покровом ночи оказалась безуспешной, и вскоре Хуан де Картахена и Гаспар де Кесада были доставлены в кандалах на флагманский корабль.

Ведение суда Магеллан поручил альгуасилу (главному судье) эскадры Гонсало Гомесу де Эспиносе. Судья приговорил к смерти более сорока человек. Тело убитого Мендосы было перевезено на берег и четвертовано. Затем был обезглавлен и четвертован Гаспар де Кесада. В роли палача, ради спасения собственной жизни, согласился выступить приверженец и слуга Кесады, Луис де Молино. Высокое положение Хуана де Картахены, которого сам король назначил инспектором флота, избавило его от казни. Магеллан распорядился высадить его на берег вместе с мятежным капелланом Педро Санчесом де ла Рейна. Изгнанники отправились в глубь страны, и больше их никогда не видели.[107]Сорок матросов, приговоренных к казни, были прощены, так как Магеллан нуждался в экипаже. Решительными мерами ему удалось ликвидировать мятеж, который едва не привел к краху всю экспедицию.

В бухте Сан-Хулиан оказалось мало пресной воды. Матросов угнетала эта унылая, безжизненная местность. Поэтому в середине мая, несмотря на дурную погоду, Магеллан послал к югу на разведку корабль «Сант-Яго» во главе с капитаном Серраном. Через несколько дней испанцы открыли под 50° южной широты реку Санта-Крус. 22 мая поднялась сильная буря, и корабль разбило о прибрежные скалы. Весь экипаж уцелел, за исключением одного матроса. Потерпевшие крушение с величайшим трудом добрались до бухты Сан-Хулиан, после чего Серран был назначен капитаном на «Консепсион».

После этой неудачной попытки Магеллан решил ждать улучшения погоды. Только 24 августа флотилия покинула бухту Сан-Хулиан. Достигнув реки Санта-Крус, корабли простояли здесь около двух месяцев. Испанцы отдохнули, запаслись дровами и пополнили, насколько это было возможно, съестные припасы. С наступлением весны Магеллан повел корабли еще дальше к югу. Следуя вдоль береговой полосы, он тщательно исследовал все излучины в поисках вожделенного пролива.

21 октября на 52° южной широты за выступом берега показался глубокий залив, который, как потом выяснилось, вел в пролив, соединяющий Атлантический океан с «Южным морем». Этому мысу и заливу было присвоено название «Одиннадцать тысяч дев» (Кабо-Вирхенес).

Остановившись у входа в бухту, Магеллан отправил вперед два корабля – «Сан-Антонио» и «Консепсион» – выяснить, нет ли в глубине этой бухты пролива. Корабли вернулись только на четвертый день, так и не увидев конца глубокой бухты. Тогда Магеллан решил, что это и есть искомый пролив в «Южное море», и отдал приказ всей флотилии плыть на запад. Корабли осторожно продвигались вперед, прокладывая путь среди лабиринта извилистых протоков. Вдоль унылых берегов громоздились снежные горы. Берега казались совсем пустынными, но в ночной темноте на южном берегу пролива неожиданно засветились огни костров, что и дало Магеллану повод назвать эту страну Огненной землей. Не желая задерживаться, он запретил капитанам приставать к берегу и завязывать отношения с туземцами.

Пигафетта и Мартин Трансильванский дают очень сбивчивые и неясные сведения о гидрографии и топографическом положении пролива. У нас еще будет случай вернуться к нему при описании экспедиции Бугенвиля. (См. второй том «История великих путешествий» Жюля Верна). А потому продолжим наш рассказ.

В середине ноября дезертировал Иштебан Гомиш, захватив корабль «Сан-Антонио». Вот как описывает это событие Антонио Пигафетта:

«Вступив в этот пролив, мы нашли два выхода из него – один на юго-восток, другой на юго-запад. Капитан-генерал отправил корабль «Сан-Антонио» вместе с кораблем «Консепсион» удостовериться, имеется ли выход на юго-восток в Тихое море. Корабль «Сан-Антонио» отказался ждать «Консепсион», намереваясь бежать и вернуться в Испанию, каковое намерение он и осуществил. Кормчим этого корабля был Эстеван Гомес [Иштебан Гомиш],

который ненавидел капитана пуще всего оттого, что, когда эскадра была уже снаряжена, император повелел дать ему несколько каравелл для совершения открытий, но его величество так и не предоставил их ему вследствие появления капитан-генерала. По этой-то причине он и замыслил заговор с некоторыми испанцами, и на следующий день они захватили капитана своего корабля, двоюродного брата капитан-генерала Альваро де Мескита, ранили его и заключили в оковы и в таком виде отвезли в Испанию».

После двадцатидвухдневного плавания по проливу, то расширявшемуся до четырех и более миль, то сужавшемуся до одной мили, корабли Магеллана преодолели весь пролив, названный впоследствии Магеллановым, и, наконец, увидели перед собой другое море – огромный, безбрежный океан.

Можно себе представить, какая радость охватила мореплавателей, когда после стольких трудов и усилий они, наконец, достигли желанной цели! Отныне новый морской путь на восток был проложен, и надежды Магеллана сбылись. Однако эпопея на этом не закончилась. Самые большие трудности и трагические события были еще впереди.

Ничего не может быть изумительнее этого плавания по необъятному океану, который Магеллан назвал Тихим, так как в продолжение четырех месяцев ни разу не встретил бури. Плавание по Тихому океану сопровождалось неимоверными лишениями. Пигафетта так описывает злоключения своих товарищей: «Мы питались сухарями, но то уже были не сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями, которые сожрали самые лучшие сухари. Она сильно воняла крысиной мочой. Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, покрывающую грот-рей,[108]чтобы ванты[109]не перетирались; от действия солнца, дождей и ветра она сделалась неимоверно твердой. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на несколько минут на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать».