Около мишени для дартса раздался взрыв громкого смеха и послышались аплодисменты. Похоже, там вручали приз чемпиону вечера.

— Что же, хватит о Гладдене, — сказала Рейчел, когда я снова повернулся к ней. — Это чертовски угнетает.

— Ладно.

— Как насчет тебя?

— Меня он тоже угнетает.

— Нет, я хотела услышать о тебе. Говорил ли ты с редактором? Он знает, что ты вернулся к расследованию?

— Пока нет. Нужно будет позвонить утром и рассказать, что новой информации нет, но я снова в деле.

— Как он это примет?

— Не лучшим образом. В любом случае ему необходимо продолжение темы. Теперь сюжет несется вперед сам словно скорый поезд. В публикации уже заинтересованы общенациональные медиа-компании, а в топку этого тяжеловоза нужно все время подбрасывать новые материалы. Что плохо. Он может нанять других репортеров, дать им задание и ждать результатов. Правда, не думаю, что им удастся много нарыть. А вот Майкл Уоррен способен взорвать ситуацию новым эксклюзивом «Лос-Анджелес таймс». А я останусь в своей собачьей будке.

— Ты довольно циничный человек.

— Я реалист.

— Не думай об Уоррене. Горд... Кто бы ни допустил утечку, он не станет делать это вторично. Слишком рискованно, учитывая характер Боба.

— А что, если это очередное фрейдистское проявление? В любом случае скоро узнаем.

— Как ты можешь быть таким циником? Я думала, это привилегия копов, причем среднего возраста.

— Думаю, таким я родился.

— Могу поспорить.

* * *

Пока мы возвращались, снова похолодало. Хотелось обнять Рейчел, но я понимал, что она не позволит: на улице за нами следили чужие глаза, так что я даже не пытался. Когда подошли к отелю, я вспомнил одну старую историю и решил ей рассказать.

— Знаешь, как это бывает в школе — в старших классах всегда известно, кто в кого влюблен или кому дали отставку. Помнишь такое?

— Да, я помню.

— Так вот, была одна такая девочка, и я влюбился в нее безнадежно... Не помню уже, как случилось, но об этом пошел слух. А когда так случается, что обычно делают? Ждут реакции от предмета своих чувств, просто смотрят, как она или он отреагируют. Ну, вроде «Я знаю, что она знает, что мне нравится, а она знает, что я знаю, что она это знает». Поняла что-нибудь?

— Конечно.

— А соль в том, что я не был уверен в себе. То есть не знал себя самого. Помню, однажды оказался в спортзале, на трибуне. Намечалась игра, кажется, баскетбол, и трибуна постепенно наполнялась зрителями. И тут в зал вошла она, вместе со своим приятелем. Они продвигались вдоль трибун и искали, куда бы сесть. Ситуация... Я, понятно, напрягся — и вдруг вижу, как она машет мне рукой. И тут я сомлел, а потом обернулся и посмотрел назад, сделав вид, что она машет вовсе не мне.

— Джек, глупенький, — со смехом сказала Рейчел, не принимая мою историю всерьез в отличие от меня самого, долго переживавшего по этому поводу. — И что же она?

— Когда я снова взглянул в ее сторону, она уже не смотрела на меня, в явном смущении. Конечно, это я поставил ее в глупое положение, сначала распустив слухи, а потом обойдясь так пренебрежительно. Потом она стала дружить с кем-то еще и в итоге вышла замуж. А мне потребовалось время, чтобы все забыть.

Последнюю часть пути до входа в отель мы прошли молча. Открыв перед Рейчел дверь, я посмотрел на нее, смущенно улыбнувшись какой-то виноватой улыбкой. Спустя годы я еще переживал за свою ошибку.

— Такая вот история. Что доказывает: я всегда был циничным идиотом.

— Такие истории случаются с кем угодно в период взросления, — ответила она тоном, не терпящим возражений.

Мы пересекли холл, и знакомый портье встретил нас кивком. Кажется, его бакенбарды отросли еще больше. У лестницы Рейчел остановилась и, обращаясь ко мне так, чтобы не мог подслушать портье, прошептала:

— Я думаю, пора разойтись по комнатам.

— Могу тебя проводить?

— Нет уж, спасибо за заботу.

Она взглянула в сторону портье. Тот держал в руках очередной таблоид, погрузившись в развернутую «портянку» с головой. Рейчел украдкой поцеловала меня в щеку и, шепотом пожелав спокойной ночи, поднялась по лестнице. Я молча проводил ее взглядом.

* * *

Я понимал, что сразу не засну. Слишком много мыслей вертелось в голове. Еще недавно я лежал в постели с восхитительной женщиной, потом провел с ней целый вечер и, кажется, влюбился по уши. Я все еще не мог определить, что представляла собой эта любовь, но заметил в ней что-то новое. Оно исходило от Рейчел. В ней я ощутил особое, до того не встречавшееся мне состояние. Оно волновало и одновременно беспокоило.

Как только я вышел из дверей отеля на улицу, решив выкурить сигарету, беспокойство усилилось, вытеснив другие чувства. Вспомнилось давно забытое, ожили в сознании и мое смятение, и мысли о том, как могла сложиться жизнь, — все, что преследовало после той ситуации на спортивной трибуне. Я лишь подивился силе и ясности, с какими способны оживать человеческие воспоминания. Кстати, Рейчел так и не узнала окончания истории о девочке. Я не рассказал, что девочку звали Райли, а парень, с которым она тогда ушла, был моим братом. Не знаю, по какой причине, однако эту подробность я решил опустить.

Ни одной сигареты в запасе не оставалось, и я вернулся в холл. На вопрос о куреве портье посоветовал отправиться в тот же бар «Кот и скрипка». Я заметил, что около его газеты лежит начатая пачка «Кэмел», но раз уж мне не предложили, не стал суетиться, стреляя по одной.

По дороге до Сансет я все время думал о Рейчел. Вдруг начал беспокоить один и тот же момент. Точнее, нюанс, замеченный в трех любовных встречах. Факт — трижды Рейчел отдавалась мне сама, без всякой оглядки на обстоятельства, и каждый раз она оставалась совершенно пассивной. Контроль над ситуацией всегда осуществлялся мной. Я ждал каких-то нюансов во второй, а затем в третий раз, даже запаздывал в собственных движениях, ненавязчиво предлагая ей вести партию, но Рейчел постоянно уходила от активной роли. Даже в те особые моменты, когда я готовился войти, именно я направлял ключ в скважину. Все три раза. Занятно, подумал я, из женщин, встреченных мной до Рейчел, ни одна не вела себя так однообразно.

В этом не было ничего плохого или тем более обидного. Просто я внезапно нашел ее поведение непонятным. Ведь пассивность в постели составляла полную противоположность поведению в обычной ситуации или в «вертикальном» положении. Здесь Рейчел предпочитала управлять событиями или хотя бы намекала на это. Не знаю, но возможно, что в этом противоречии таилась одна из причин моего собственного к ней притяжения.

Почти перейдя Сансет, чтобы оказаться у бара, на противоположной его стороне, слева от меня, я вдруг уловил периферийным зрением какое-то движение и краем глаза едва успел поймать тень, вроде бы спрятавшуюся в нишу у входа в закрытый на ночь магазин. По телу пробежала дрожь, однако я не двинулся с места, решив понаблюдать за нишей еще немного. Дверной проем находился всего в двадцати ярдах от меня, и казалось, человек еще там и наблюдает за мной.