Он развернулся и, неторопливо достав из кармана пачку «Парламента», побрел к сыто урчащему у обочины дороги «ауди». Надо поменьше работать — не ровен час, крыша потечет. А у него еще планов громадье в этой жизни. Слишком многое надо успеть. «Ауди», глухо рыкнув, сорвался с места, словно нетерпеливый рысак, дождавшийся хозяина. И через минуту ничто больше не нарушало покоя ночного леса.

Алексей склонился над кроваткой, с улыбкой глядя на своего крошечного сына. Это, несомненно, самый замечательный и самый красивый малыш во всем мире. Правда, движениями он сейчас больше походил на перевернутого на спину майского жука.

Где-то за окном, у соседей, громко пел Шевчук:

Дождь, звонкой пеленой наполнил небо майский дождь.

Гром, прогремел по крышам, распугал всех кошек гром.

Я открыл окно, и веселый ветер разметал все на столе —

Глупые стихи, что писал я в душной и унылой пустоте.

— Любишь его? — спросила незаметно подошедшая жена Надюха.

— Как его можно не любить? — ответил вопросом на вопрос Алексей. — Он просто чудо.

— Знаешь, иногда мне кажется, что он все понимает и знает, только сказать ничего не может. Как будто взгляд такой, совершенно осмысленный. А иногда так взглянет, словно нас всех просто ненавидит, — сформулировала свои наблюдения Надя.

Грянул майский гром, и веселье бурною, пьянящею волной

Окатило. Эй, вставай-ка и попрыгай вслед за мной!

Выходи во двор и по лужам бегай хоть до самого утра.

Посмотри, как носится смешная и святая детвора.

— Он не может нас ненавидеть, — усмехнулся Алексей, расслышав последние слова известной песни. — Он сейчас еще святой. В нем нет зла. А нашу любовь он тем более должен чувствовать. Должен видеть, что мы его любим. Может быть, это маленькие дети лучше взрослых чувствуют.

— Ты прав, — кивнула согласно Надюшка, обнимая мужа и чувствуя себя совершенно счастливой рядом с этими двоими мужчинами. — Он ангел. Наш любимый белый ангел.

Тихий шелест работающего в четверть силы гибридного двигателя убаюкивал, навевая дрему. Да и дорожные повадки «Лексус LS-650» не добавляли бодрости. Словно межконтинентальный лайнер, этот большой автомобиль со всем возможным комфортом нес пассажира по суетливым московским улочкам. Алексею Борисовичу почему-то вспоминались давным-давно ушедшие годы.

— Старею, — буркнул он едва слышно, пытаясь сконцентрировать внимание на прихваченной из офиса перед уходом свежей газете.

Внимание не концентрировалось, вновь и вновь блуждая по прошлому. «Старею» — уже не кокетство перед самим собой. Ведь шестьдесят без малого. Правда, добрые эмоции возвращают молодость. А как эмоциям не быть добрыми, когда жизнь удалась. Дочка в МГУ, отличница, вот-вот закончит. Сын в спорте имя себе заслужил — наград полон дом. Да и с семейным бизнесом отцу оба помогают побольше замов. Алексей Борисович улыбнулся, вспомнив, какими молодыми и счастливыми они с Надеждой были, когда Бог подарил им первенца. Да и сейчас сил хоть отбавляй. Многое сделано, но не меньше еще сделать надо. И планов громадье.

— Эх ты! — охнул Алексей Борисович от неожиданно стеганувшей боли под левой лопаткой.

В глазах зарябило, поплыло…

— Алексей Борисович, что с вами?! — испугался водитель Миша и резко бросил машину к обочине. — Алексей Борисович, вам плохо?!

«Как жаль», — подумал Алексей Борисович, не находя уже сил, чтобы просто ответить своему водителю: «Так рано. Я еще столько всего не успел сделать».

Он в последний раз коротко вздохнул, медленно заваливаясь влево, в приветливые объятия кожаного сиденья. Мир потух, оставив все хлопоты и переживания по ту сторону темноты. И только одна мысль выплыла из темноты внезапно и вроде как несвоевременно: «Я возвращаюсь…»

Свежий ветер едва ощутимо коснулся щеки, донося волнующие запахи ночного леса. Серебром, чистым, словно свет огромной полной луны, зазвенели колокольчики волнующего смеха.

— Я ждала тебя, мой возлюбленный господин. Хочу разделить твой первый глоток свободы…