Утром, уже приплыв в обитель францисканцев, где, по крайней мере, жил врач и было некое подобие клиники, ни Паулу, ни Махат еще не подозревали, что, кроме них двоих, больше некому вспомнить о погибшем Анъяре – вулкане? острове? человеке?..

А сейчас Махат Льена склонилась над колыбелью-гамаком, где потягивался еще не совсем проснувшийся маленький Игнасиу, унаследовавший имя далекого португальского дедушки.

Как я мог когда-то не замечать ее красоты, удивился Паулу, разглядывая смеющуюся жену. Неужели был столь слеп и надменен, что за тяжелым подбородком, бесформенной переносицей, вывернутыми ноздрями и битыми оспой щеками не видел сути – человека?

– Просыпайся, Листочек! – Махат говорила с сыном на диалекте архипелага – анъяр она забывала стремительно, словно прогоняя страшное воспоминание.

Паулу улыбнулся. Каких только имен не придумывают детям любящие матери…