Она продолжала кричать, пока служанка не ушла так далеко, что не могла уже её слышать. Ральф же не спешил уходить от её горестных причитаний. Ему казалось, что он даже начал понимать что-то. Он подумал, что все те девушки в жёлтых платьях были невольницами у жителей Города Четырёх Рек, и, возможно, принадлежали тому же народу, что и недавние пленные, которых войско вводило в Город на глазах у Ральфа.

Юноша побрёл прочь, раздумывая над тем, чем бы ему заняться, пока не село солнце. Так он пришёл к открытому пространству у городской стены и продолжил идти дальше вдоль неё, пока не очутился у Восточных ворот. Осмотревшись, он увидел, что люди возвращаются с Большой площади, где они смотрели на войсковой сбор и благословение добычи. Затем Ральф пошёл дальше, всё так же вдоль стены, не замечая, что то и дело кто-нибудь с любопытством оборачивается на него. Юноша углубился в свои мысли, обдумывая всё, что он видел и слышал, вспоминая своих братьев и гадая, что могло произойти с ними с тех пор, как они расстались на перепутье близ дворца Верхних Лугов. Теперь больше всего он хотел выбраться из Города Четырёх Рек, потому что здесь он не чувствовал себя свободным. Юноша решил, что если ему придётся жить здесь, то лучше было бы с самого начала не бросать своих отца и мать. В какой-то момент он даже захотел на следующий же день вернуться домой, в Верхние Луга. Он уже представлял себе жизнь в своём прежнем доме, но не чувствовал спокойствия, что-то тревожило его, и когда Ральф задумался над тем, что бы это могло значить, он сразу вспомнил то мгновение перед опасным сражением в диком лесу, когда дама в своей лёгкой одежде стояла перед воинами. Юноша улыбнулся, и сердце его забилось сильнее, словно говоря ему, что больше всего на свете он желает увидеть эту даму, кем бы она ни была, и что он готов претерпеть все испытания, лишь бы вновь встретить её.

С такими мыслями Ральф и достиг Северных ворот, через которые утром они с Роджером вошли в Город Четырёх Рек. Уже наступила летняя ночь. Юноша очнулся от своего сна – а его мечтания и в самом деле были похожи на сон – и поспешил вернуться в «Геральдическую лилию».

Когда Ральф вошёл в зал гостиницы, там не горело ни одной свечи и потому было темно, но он сразу разглядел Роджера, расположившегося на табурете у камина. Напротив него на скамье* сидели двое мужчин: один высокий, крупного телосложения, второй, напротив, низенького роста. Роджер смотрел в сторону и насвистывал. Ральф подумал, что он, принимая такой отрешённый вид, пытается скрыть какую-то тайну, показать, будто ему нет никакого дела до незнакомцев. Когда Ральф вошёл, Роджер обернулся, поднялся и, приблизившись к юноше, начал расспрашивать, понравился ли ему город. Так как он говорил быстрее и громче обычного, Ральфу вновь пришло на ум, что Роджер просто разыгрывает его.

Ральф немного поболтал с ним, впрочем, поглядывая при этом на двоих незнакомцев. Они же какое-то время сидели в сумрачном зале, а потом, поднявшись, пошли к выходу. Вдруг, когда они были на полпути к двери, со свечами в руках вошёл управляющий, и свет, отразившись от шлема* на голове того из незнакомцев, что был повыше, осветил их. Высокий был в белом габардине*, и Ральфу показалось, что именно его он встречал на большой площади Хайема, а ещё до того – на дороге. Низкого же Ральф не узнал, да он почти и не мог разглядеть его лица. Этот человек был закутан в плащ, несмотря на то, что вечер стоял тёплый. На его голове была надета шляпа с широкими опущенными полями. Видны были лишь глаза, и они казались большими и поразительно светлыми.

Когда они вышли, Ральф спросил Роджера, не знает ли он этих людей или, может быть, он разговаривал с ними.

– Нет, – ответил Роджер. – Они подсели ко мне, потому что я был один, поели и не разговаривали даже друг с другом. Думаю, они не из Города Четырёх Рек. Да и, по правде говоря, я сомневаюсь в их честности.

В это время в гостиницу вошли горожане, немного весёлые и шумные, и попросили поесть, попить и зажечь побольше свечей. Им принесли стол, и вскоре всё в зале пришло в движение. Пока готовили ужин, эти люди разговорились с Ральфом и Роджером и задали кучу вопросов: откуда они да куда направляются. Впрочем, были они довольно вежливы. Роджер поведал им ту же историю, что до этого слышал Ральф, а сам Ральф рассказал им только малую часть, лишь то, что считал нужным.

Когда стол был накрыт, гости попросили Ральфа и Роджера присоединиться к ужину. Ральф подсел к ним сразу же, а Роджер собрался было прислуживать, но юноша попросил не делать этого и принудил его сесть рядом. Они вдвоём разместились чуть в стороне от горожан.

Когда все досыта наелись и с удовольствием потягивали принесённое вино, Ральф начал расспрашивать Роджера о женщинах, которых он видел на улицах, да о пленницах, которых привели воины. Он хотел узнать, принадлежали ли и те, и другие к одному народу или нет, хотя интересовало его всё, не только это. Он спросил довольно тихо, чтобы не мешать разговору горожан, но Роджер ответил ему громко, так, чтобы все могли слышать:

– Хорошо, милорд, я расскажу Вам о них такую историю, которая покажет и благоразумие, и великое милосердие жителей Города Четырёх Рек и их правителей.

Ральф спросил:

– Эти женщины тоже из Братства Сухого Дерева? Мне показалось, что они родились среди врагов Города.

Горожане прекратили свой разговор и вслушались в беседу чужеземцев. Роджер всё так же громко ответил:

– Нет, нет, это не так. Эти женщины, на самом деле, невольницы, захваченные на войне, но они не из Братства, поскольку в этом случае их сразу казнили бы, как казнят поутру тех четырёх пленных из ненавистного мне народа. А эти, которых ты видел, – они из народа в пшеничных одеждах. И те, кого ты видел среди пленных, – тоже. К этому народу Город Четырёх Рек относится с милосердием. Если городское войско отправляется в поход против них и побеждает (что случается почти каждый раз), эти достойные господа не убивают у них ни одной женщины, но только мужчин, не различая старых, молодых и детей. Женщин они приводят сюда и продают на рынке тем, кто даёт самую высокую цену. И этот товар ценят здесь! Все красивые пленницы, а это большинство молодых, продаются не за грош. И всё же я не стал бы приобретать такой товар. Они плохие служанки. Горды, не терпят побоев, с трудом выполняют тяжёлую работу и слишком уж хорошо умеют обращаться с ножом, если вдруг посчитают, что их оскорбили. Я правду говорю, господа? – спросил он, поворачиваясь к горожанам.

Один из горожан, постарше других, ответил:

– Ничего кроме правды. Мирные люди, по моему мнению, опасаются таких слуг. Ведь если кто-нибудь из этих женщин захочет поиграть с ножом или изменит своему хозяину, законы города не станут вмешиваться. Умные люди говорят, что этот народ подчиняется закону не больше, чем коровы, и за их проступки их бесполезно тащить к правителям или в суд, как и коров, поэтому если хозяин не наказал такую служанку за её проступок, то она останется без наказания, даже если её проступок – это убийство.