– Просто разит новой ведьминской уловкой. Седьмым чувством чую! – перехватив мои намерения, всполошился Олег.

Но я уже протягивала куклу Ефирте.

– Возьми то, что так тебе дорого. Только слово дай, что не будешь ее обучать. Можно ее маленькой навсегда оставить? – спросила я Куа.

– Не могу перечить твоей воле, – ответила она.

А я испугалась! У небесной незнакомки был такой же затягивающий взгляд, как у Верфавии. Колокольчики голоса Куа извинились:

– Я задыхаюсь… Нет времени объяснять. Ты будешь помнить, что тебе можно знать. Но слово твое для меня закон, я вынуждена его исполнить.

Во взгляде Куа сквозила непонятная печаль и усталость. Но вдруг она расправила свои развевающиеся перья и пропела, по-другому это не назвать:

– Так и должно быть! Ты освободишь меня!

На меня смотрели умоляющие глаза Ефирты. Они наполнились слезами. Ее чувства материнские были близки моему сердцу. Мне показалось, что от меня сейчас ждут нечто очень важное, и давящее ожидание повисло в воздухе. Не выдержав, Куа опять запела:

– Даруй мне свободу. В Гулы куклу передай. Протяни с ней руку. В бездну ее опускай. – Голос небесной женщины стал дребезжать. Я подумала, от волнения, наверное. И вздрогнула от ее резкого всхлипа. – Разбей ее душу! – неблагозвучно закричала Куа. – Спрячь. Чтобы злодейка не восстала опять!

Слова «разбей ее душу» осмыслить я не успела, моя рука с куклой Ланой уже зависла над каменной чашей. Олег схватил меня в последний момент и застонал от боли и отчаяния. Он не смог удержать! Его отбросила неимоверная сила. Стремительно, неумолимо и коварно черная топь засосала меня с куклой внутрь. Крик Ефирты летел вдогонку:

– Нет, Куа, только не так! Я не желаю никому смерти! Если Верфавия – главная ошибка, лучше накажи мать, что ее родила!

Я зажмурила глаза. Хотя и так было темно и очень пусто. Может, это смерть? Падение в невесомости. Потом, кажется, в воде. Но когда руки уперлись во что-то твердое, меня словно электрическим током ударило. Я вся сжалась. А пространство вокруг, еще темное и непонятное, пришло в движение. И неожиданно на меня нахлынуло сразу множество чувств. Разнообразные запахи, в основном цветочные. Прикосновения чего-то мокрого, колкого, мягкого, приятного и пугающего одновременно. На губах привкус росы и клубники… «Мря», – запищало у самого уха. И, кажется, я открыла глаза. Нагнувшись, надо мной стояла маленькая девочка. Она приводила меня в чувство, проводя спелой клубникой по губам. Черный неуклюжий котенок терся, ласкался о мое плечо.

– Мряна?! – не выдержала я.

– Да, тетушка, – несомненно, это была маленькая Верфавия. Глаза желтые. – А ты не знаешь, где наша мама? – спросила она.

Из высоких цветов нерешительно показалась и другая близняшка – Яреча:

– Дом сказал, что матушка не вернется, если мы не помиримся, – смущенно пролепетала она.

– Мы помирились, – поспешила заверить Верфавия.

– Точно? – переспросила я, как строгая учительница.

– Да! – хором ответили малышки-близняшки.

А дом вздохнул, выпустив вкусный пар из трубы.

– Да-ра-да, – прогудело в колодце. – За Ефиртой иди…

Я огляделась по сторонам. Все было, как в видении, которое показали Гулы. Только сестры стояли вместе, держась за руки.

– Не плачь, мама найдется. Не бойся, я рядом. Никогда тебя не брошу, – умильно-серьезно утешала Яречу Верфавия.

И вдруг у меня закружилась голова. Зелень травы и деревьев превратилась в карусель. Казалось, ветви яблонь подхватили и подкинули меня в воздух. В небо… зеленое… И оно светится, переливается, как северное сияние, только желто-зеленое. А на самом деле руками-крыльями меня поддерживала, всплывая со мной из Гулы та странная небесная женщина.

– У тебя получилось! – звонко звенел ее голос. – Я награжу тебя!

– Ох, пора сваливать отсюда! – заключил Олег, помогая вылезти из зеленой бездны каменной чаши.

Удивительная иллюзия: казалось бы, визуально глубина – по пояс, а на самом деле Гулы – настоящий океан. И под толщей этой зеленой жидкости теперь есть целый мир – дом Ефирты, ее сад, колодец… И возможно, там есть только одно время – настоящее…

– Скорее, бегите! – раздался бархатный голос. Перед нами молодая, красивая женщина. И счастливая! Фигура практически узнаваема – это Ефирта. Она накинула на нас с Олегом свой пояс – вихрь:

– Закрути, унеси на свадьбу моей Яречи! – закричала ворожея. – Будьте благословенны… – услышали мы сквозь шум ветра, оказавшись в центре крутящейся воздушной воронки.

Последнее, что я увидела, покидая пещеру, – Ефирта легко прыгнула в Гулы. Куа, погружаясь вместе с ней, закрыла каменное яйцо второй половиной. Из неё вверх отошел круглый конусный диск. Он стал быстро вращаться и, блеснув яркой вспышкой, пропал. Зазор между двумя половинами каменного яйца исчез. Когда оно стало одним целым, своды пещеры затряслись, застонали и завыли. Камни пришли в движение. С грохотом откуда-то из земли поднимались целые глыбы, заполняя пещеру. Несший нас вихрь еле успевал уворачиваться от оживших каменных существ.

– Жизненный ритм каменной породы ускорился в тысячи раз. На это страшно смотреть! Сейчас это происходит под воздействием энергии этого существа – Куа. Ее так зовут, как у нас Света или Аня. Она сама сказала… Предупредила, что бежать из пещеры надо очень быстро, – скороговоркой поведал Олег.

– Да-ра-да! – сам загудел колодец, выкидывая вихрь наверх.

Еле успели! Валуны колодца водопадом осыпались вниз, заполнив собой его шахту. Пещера запечатана навсегда.

– Ит-дрить! И куда все делось?! – поднялся к небу испуганный голос Юрьевны. Она вцепилась в диван, пытаясь сохранить хотя бы душевное равновесие в шуме грохота и сильных качков землетрясения.

А дом вместе с фундаментом и все, что его окружало, действительно переместился в другой мир. Включая и старую мебель Кривошеевых. И даже новые грядки – гордость Юрьевны – исчезли. На голой земле покоился весь скарб, нажитый семьей Антиповых. Чья-то хозяйственная сила аккуратно сложила его и завязала в узелки. Все это освещала чудом сохранившаяся электрическая проводка. И телевизор моргал, но показывал ее любимый спортивный канал. Мы как раз пролетали над головой обездоленной, когда она беспокойным окриком отправила Петра проверить, на месте ли раскраски и школьные тетради ее Яночки.

– Смотри, Юрьевна для мужа чудный пенюарчик надела, – хохотнул Олег. – А постельное белье – шелковое, дорогое. И все из-за того, что эту гренадершу Петр красавицей называет.

Жаль, не все ты понял про жизнь, Воронов, подумалось мне. Женщина красавицей становится, когда мужчина ее любит, сильно, искренне, нежно. И наша «гренадерша» единственная женщина, которая обломала тебя, Воронов, физически.

В вихре Ефирты нас тащило над деревьями, пустырем, оврагами, вдоль реки, которую по-настоящему штормило. Вот и Седмица, наш дом, коттеджный посёлок, городские окраины… Вихрь стал замедляться, снижаться, цеплять по дороге всякий мусор. Мы так и влетели с ним в зал столовой. В дом Мишель, на свадьбу! Наше счастье – и окно, и решетка были распахнуты. В центре зала протянулся длинный, изысканно накрытый стол. Сколько гостей – коттеджные и городские! Наше с Олегом эффектное появление прервало тост мэра. Важное лицо так и застыло с бокалом в руке. Все недоуменно – кто с нарастающим страхом, кто с пьяным удивлением – взирали на нас, запачканных пылью и мусором. Перестала звенеть о хрусталь ложечка из вазы с черной икрой. Смолкло характерное бульканье разливаемых под тосты напитков. Олег снял с моей головы рубрику происшествий. Кусок местной газеты был липким и очень гадко приклеился к волосам.