litbaza книги онлайнДетективыАльтернатива - Юлиан Семенов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ... 122
Перейти на страницу:

Аджия вздохнул — ему стала надоедать эта пустая болтовня.

— Хорошо, — словно поняв его, быстро сказал Ковалич, — давайте продолжим наш искренний разговор и оставим эти взаимные обвинения…

— Искренний? Или начистоту?

— Это одно и то же.

— Нет. Это разные понятия. Искренность предполагает дружбу. Начистоту говорят противники, которым невыгодно в настоящий момент воевать. «Начистоту» любят говорить следователи прокуратуры и брошенные любовницы.

— Хорошо. Давайте говорить начистоту.

— Давайте, — согласился Аджия.

— Вы думаете, — понизив голос, сказал Ковалич, приблизившись к Аджии, и тот почувствовал, как неудобно, видимо, этому большому майору перегибаться через громоздкий высокий стол, — вы думаете, — еще тише продолжал Ковалич, — я так рад победам Гитлера? Вы думаете, я не читал «Майн кампф»? Вы думаете, мне неизвестна концепция фюрера по поводу славян? А что, если попробовать противопоставить его идейной концепции славянское государство, которое стало бы независимым, хотя формально связанным с Германией узами договора? Но это будет договор о дружбе! О дружбе автора «Майн кампф» со славянским государством! Мы должны навязать себя Гитлеру в друзья, Аджия! Это будет наш горький и трагичный взнос в защиту мирового славянства. Да, мы примем на себя град ударов и оскорблений, да, нас нарекут квислингами и отступниками, да, нас станут презрительно именовать «цепными псами национал-социализма»! Да, да, я все это понимаю, я понимаю все это! Альтернатива: оккупация, умиранье культуры, постепенное исчезновение нашего языка, неуклонное онемечивание нации…

— Нации? — быстро переспросил Аджия, с интересом разглядывая лицо Ковалича.

Тот поморщился.

— Ну хорошо, хорошо, народа! «Национальный вопрос», видите ли, есть, но оперируете вы всегда стыдливой категорией «народ».

— Вы сказали, что альтернатива одна: покорность, ассимиляция, постепенное исчезновение хорватского языка и нашей культуры. А если я назову иную альтернативу?

— Пожалуйста. Я с радостью выслушаю вас.

— Борьба, — просто сказал Аджия.

— Борьба, — задумчиво повторил Ковалич. — Это очень заманчиво. Борьба… И я бы в общем-то согласился с вашей альтернативой, будь я при этом молодым и горячим юношей. Борьба — это всегда заманчиво для тех, кто юн и не искушен в практике жизни. Ладно, допустим, я принимаю ваше предложение. Допустим, борьба. Четыре миллиона хорватов начинают борьбу против ста миллионов немцев и итальянцев. Это серьезно, по-вашему? По-моему, это жестоко и нечестно по отношению к нашему народу.

— Сербов вы вообще выводите за скобки в этой возможной борьбе?

— Вывожу. — Ковалич чуточку помедлил. — Если бы я сказал вам, что согласен включить сербов в расклад нашей предполагаемой борьбы, вы перестали бы мне верить, не так ли?

— Перестал.

— А я не хочу, чтобы вы перестали мне верить. Я хочу, чтобы вы приняли меня таким, каков я есть: патриотом Хорватии. На языке вашей фразеологии это звучит как «хорватский националист». Я согласен с этим определением.

— Ну, а если все же приплюсовать к четырем миллионам хорватов восемь миллионов сербов? Двадцать миллионов поляков? Десять миллионов чехов и словаков?

— Прага засыпала цветами немецкие танки, но тем не менее стала протекторатом. Польша загнана в концлагеря. А Словакия продолжает быть самостоятельным государством со своими школами, университетом, театром, издательствами, газетами. То, что вы говорите, несерьезно, Аджия. В нашей борьбе только тогда возникнет какой-то смысл, если мы получим опору. На кого опереться в нашей борьбе против Гитлера? На англичан? Вы же знаете их. Они Греции толком помочь не могут, а из Греции прямой путь к их африканским колониям, прямой путь к Суэцкому каналу, без которого Индия перестает быть британской. Американцы? Так они даже Англии, своей сестрице, помогают лишь на словах! Кто еще?

Ковалич закурил и выжидающе посмотрел на Аджию. Тот хмуро молчал.

— Кто еще? — повторил свой вопрос Ковалич.

— Действительно, кто еще? — спросил Аджия, поняв, куда клонит майор.

— Никого больше, — сказал Ковалич.

— Вроде бы действительно никого, — согласился Аджия, вынуждая Ковалича продолжать свою линию, а ему теперь было совершенно ясно, куда и как поведет ее майор.

— Советский Союз связан с Гитлером договором о дружбе и ненападении, — рассеянно закончил Ковалич, дождавшись, пока солдат из тюремной охраны поставил на столик кофе и вышел из кабинета, — Франция разгромлена. Где силы, на которые можно опереться в борьбе за свободу?

— Знаете что, майор, — быстро выпив свой кофе, сказал Аджия, — я привык в разговоре с людьми вашей профессии четко формулировать вопросы и ответы. Давайте сформулируем ваш вопрос: чего вы от меня хотите?

— Холодные вы люди, — вздохнул Ковалич. — Все вы заражены неверием в души человеческие. Если полицейский, значит, обязательно враг. Человеком, по-вашему, полицейский быть не может?

— Ну что вы! Как можно?! Полицейский такой же человек, как и я, но вы вначале совершенно правильно заметили: либо он, сиречь полицейский Ковалич, меня, либо я, сиречь коммунист Аджия, его.

Ковалич сделал маленький глоток из чашки, которая была еще миниатюрней, чем у Аджии, и спросил:

— А вы свой кофе залпом махнули, боялись не успеть — отберу?

— Вот это вы поняли совершенно точно.

— Я не только это совершенно точно понял. Я многое точно понял, Аджия. Я ведь могу сделать вам плохо. Вы же вышли из левой оппозиции, выпестованы социал-демократией, а этого ваши товарищи о-ох как не любят.

— Компрометация возможна лишь в том случае, — откинувшись на спинку кресла, отчеканил Аджия громко и раздельно, словно математическую формулу, — если человек, которого скомпрометировали, сломится на этом и подтвердит то, что за него сказали. Если же человек не сломлен внутренне, он обязательно заявит протест, когда он сможет сделать это публично. Он посвятит жизнь борьбе с этой ложью, и компрометация обернется бумерангом против тех, кто компрометировал. В том случае, если за человека говорят то, что противоречит его убеждениям, и не дают ему возможности публично подтвердить это, компрометация просто-напросто нецелесообразна и является свидетельством слабости и неумелости карательных органов. Такого рода компрометация будет выгодна вашим противникам, то есть моим товарищам, оставшимся на воле…

— Почему так?

— Вы же прекрасно знаете почему, — ответил Аджия, — и не надо играть в эдакую незаинтересованную рассеянность, господин майор.

— Я не понимаю, почему ваша компрометация будет выгодна «товарищам»…

— Потому что вы научили нас крепко верить друг другу. Потому что вы научили нас держаться друг друга. Потому что вы заставили нас пройти должную школу в ваших тюрьмах, и мы друг друга не продаем ни за чашку кофе, ни за добавочную пайку баланды. А вот когда и если мы начнем продавать друг друга, когда и если мы перестанем друг другу верить, вот тогда можете три дня не выходить на работу и праздновать победу. Словом, членом «национал-коммунистической партии Хорватии» я не стану, господин майор.

1 ... 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ... 122
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?