– «Фабьюлос пикс»! – закричала она. – Я знаю, кто это!

Дэвид взял ее за плечи.

– Успокойся, – сказал он. – Отдышись.

Кэти улыбнулась ему, и я понял, что она сделала наконец свой выбор.

– Сын фотографа, – сказала она. – Я совсем про него забыла, пока не увидела название их студии на фотографии в «Ларри». Человек, который фотографировал нас в школе, был калека, весь скрюченный. С ним ходил его сын, помогал усаживать детей перед камерой. Лет сорока, с пышными волосами, как тот парень тогда, у магазина. Когда он делал мой снимок, мне еще показалось, что он погладил меня по груди, но он сделал вид, что это нечаянно. Сказал, у меня волосы как у его матери. Что у меня самые красивые волосы в классе. Если студия его отца делала фотографии девочек в других школах, это должен быть он. Это он!

Существует метафизическая теория о том, что, когда человечество дозревает до некой идеи, та приходит в голову сразу нескольким людям. Такие вещи объясняются шестым чувством – скажем, когда два разных писателя одновременно публикуют похожие книги. (Например, в 2006 году два замечательных детектива с Эдгаром Алланом По в качестве главного героя вышли в свет с интервалом в один месяц.) Этим можно объяснить, почему двое ученых в разных частях света независимо друг от друга открыли вирус СПИДа. Или одновременные схожие изобретения Теслы и Эдисона. Я, правда, никогда не был свидетелем таких чудес, и от прозрения Кэти по спине у меня побежали мурашки.

– Тише, тише, – успокаивал ее Дэвид. – Мы знаем. Его сейчас арестуют. Мы нашли Эрин. Она в безопасности.

– Что? – Кэти обняла его. – Как вы узнали?

– На всех фотографиях один и тот же задник, – сказал он. – Никто этого не заметил, пока мы не сравнили фото Эрин с другими.

– Где вы нашли Эрин? Что с ней случилось?

– Заходи, – сказал Дэвид. – Все расскажу.

Я вошел за ними, собираясь представиться тете Пегги дальним родственником дяди Айры, приехавшим на похороны. Но Пегги в доме не оказалось. И Таннера тоже. Пахло затхлым, нежилым. Как в доме на Примроуз-лейн. И кто-то пел. Знакомый голос. Он разносился по всему дому. Я узнал песню – «Замок на облаке» из «Отверженных».

– Кто это? – спросил я.

– Моя жена, – сказал Дэвид.

Мы подошли к двери, ведущей из холла в одну из комнат. Пение шло оттуда. Теперь я понял, что это запись, четкая, но на заднем плане – не то помехи, не то звук льющейся воды. Дверь была заперта изнутри.

– Таннер? – позвал Дэвид. – Таннер, открой!

Откуда-то издалека донеслось:

– Папа?

– Эй, дружище, – сказал Дэвид, – это я. Открой.

Ручка затряслась, Таннер возился с замком.

Наконец дверь открылась, и мальчик бросился Дэвиду в объятия. Его трясло. Я подумал, что ребенок просто очень соскучился по отцу. Подхватывая Таннера, Дэвид нечаянно задел ряд костяшек домино, выстроенных на полу, и они начали падать одна за другой, образовав ряд красных цифр, а затем запустив какой-то механизм, набросивший корзинку на пластмассовую мышь. Что означали эти цифры, 88, я так и не выяснил. Может быть, номер на фуфайке любимого спортсмена. Я потянулся к микрокассетному плееру, лежавшему на комоде, и выключил его.

– Где тетя Пегги? – спросил Дэвид.

– Она в восточном крыле.

– Что она там делает?

Таннер не ответил и уткнулся лицом в шею отца. Плакал он или нет, я не мог сказать.

– Зачем ты запер дверь?

– Она мне велела.

Дэвид усмехнулся:

– Почему?

Таннер поднял голову и посмотрел на отца огромными карими глазами.

– Чтобы плохой дядя с котом не вошел.

Секунд пять я пытался найти в этих странных словах хоть какой-то смысл. Потом я понял. Пусть не все, но понял. Дэвид тоже догадался. Он поставил Таннера на пол. И заговорил спокойным, уверенным голосом, чтобы не пугать сына еще больше. Как страшно было Дэвиду в тот момент, знал один я.

– Таннер, слушай меня внимательно. Не спрашивай ни о чем. Просто сделай вот что. Я иду за тетей Пегги. Когда я уйду, закрой за мной дверь. Запри ее. Потом залезь под кровать и заткни уши. Что бы ни случилось, не выходи и не открывай дверь никому, кроме меня. Обещай мне, что не выйдешь, хорошо?

Таннер ничего не сказал. Он повидал достаточно до нашего приезда. Дэвид выдавил из себя улыбку.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– И я тебя, – проговорил Таннер.

И тогда мы все услышали звук тяжелых шагов, ступающих по гладкому полу и приближающихся из восточного крыла.

Я вышел в холл и сжал в руке трость. Дэвид закрыл за собой дверь. Кэти взяла Дэвида за руку и стала между нами.

Тут-то и раздалось протяжное, тихое, очень тихое мяуканье. Будто старый кот играет с придушенной мышью.

– Полегче, – сказал Тримбл из темного коридора. – Полегче, Бизл.

Когда пришло время – оно, Время, все опять и испоганило к едрене фене.

Я просто перепланировал.

За день до того, как Кэти должны были похитить, я велел Аарону залить бензина под завязку. Хорошенько выспался. Плотно позавтракал. Положил в сумку предметы первой необходимости – герметик для шин, удостоверение личности, деньги. В половине первого позвонил Аарону, чтобы он подъезжал. Нам предстояло ехать в Ковентри, в «Биг Фан». Времени достаточно, Кэти похитили не раньше трех часов дня. Будем в Ковентри к двум, даже если дороги окажутся забиты. Я так сосредоточился на вычислении сотни переменных, которые могли повлиять на исход нашей поездки в Ковентри, что не учел значения константы в составленном мной уравнении. Время. Я забыл, что оно тоже может измениться.

Я забыл о переводе часов.

По пути в Ковентри мы слушали Национальное общественное радио. Где-то на трассе 8, за Акроном, передавали последние новости. «Местное время – два часа пять минут пополудни», – сказал диктор в конце выпуска.

– Что он сказал?

– Гм, я не слушал, – ответил Аарон.

– Сколько времени, он сказал?

– Два с небольшим.

– Ты хочешь сказать, час?

– Нет, босс. Сейчас два.

Я проверил свои часы. На них – час. И тогда вспомнил.

– Ой, вы забыли перевести часы?

– Да, Аарон. Очень важно, чтобы мы попали в Ковентри до трех. Даже сказать не могу, как важно. Нам необходимо добраться туда до трех, – сказал я, стараясь не выдать паники.

Аарон смотрел на забитую трассу 8. Она с самого начала не была рассчитана на плотный поток машин из пригородов. А впереди она еще и сужалась до одной полосы из-за ремонтных работ. И до решения этой транспортной проблемы оставалось одиннадцать лет.