— Завтра, — издевательски усмехнулся посыльный.

Он не сомневался, что в этом единственном слове кроются неясные опасности.

— Какое оно огромное и темное, — сказал Дэвид.

На этом разговор закончился.

Снаффи уселся за расчеты.

— Дела идут из рук вон плохо, — пожаловался он.

Когда речь не шла о каком-либо корабле, Дэвид Стоун был нерешительным и мрачным человеком.

— Ты так считаешь, Снаффи?

— Складывать нечего! Интересно, чем мы будем платить мяснику на следующей неделе?

— Действительно, нам платить нечем?

— Не заплатим и умрем с голоду!

— Если только… — начал Дэвид.

— Не придет корабль, трюмы которого будут забиты африканским золотом, не так ли?

— Я несчастный человек, — признался Дэвид Стоун. — Снаффи, скажи-ка, что это за женщина, которая переходит улицу вместе с Хангфильдом?

— Это артистка, мусью, — строго ответил посыльный. — Она сегодня поет в городском театре, где цены на место утроились по этому случаю. Богач Хангфильд обязательно одарит ее.

— Артистка? Я хотел бы послушать ее.

— Ну что ж. Продайте свой причал на дрова, мусью Стоун, и оплатите место в партере. Но этот причал никогда не станет гореть, ибо дерево в нем насквозь прогнило, как старый гриб.

Дэвид Стоун застонал.

— Гляньте, Снаффи, как она красива. Она только что глянула на наши окна. Какой свет разгорается!

— Такого никогда не видели! — фыркнул Снаффи. — А мы даже не знаем, чем платить мяснику.

— Я хочу ее услышать, — с тихим упрямством повторил Дэвид.

— Отправляйтесь на паперть церкви Святого Иоанна, притворитесь слепым и просите милостыню, а я сколько не шарю в кассе, не нахожу в ней ни единого шиллинга.

— Умру ли я… — тихим голосом произнес Дэвид.

— Не услышав певицу или не увидев грузовое судно водоизмещением три тысячи тонн в нашем болоте? — завершил фразу Снаффи.

— Боже! Боже! Без возможности порыться в кассе, наполненной шиллингами, или подписать чек на десять фунтов!

В воздухе прокатился гром.

— Облако заговорило, — сказал Снаффи.

Воздух внезапно стал таким тяжелым, что они бросились к окну. Улица плеснула огнем.

На высоком коньке островерхой крыши соседнего дома зеленым пламенем полыхнули огни Святого Эльма.

Внезапно пала ночь, словно кто-то щелкнул выключателем, включив затмение.

Снаффи зажег газ. Бледное пламя высветило жалкую обстановку конторы. Дэвид отвел взгляд от улицы, ставшей чуть оживленной.

По ней спешили экипажи.

— Они едут в театр, — вздохнул он.

— И у них есть деньги! — подлил масла в огонь Снаффи. — Много шиллингов, много фунтов! И почему вы не захотели торговать коровьими шкурами вместо того, чтобы ждать призрачные суда? Дэвид Стоун, морской маклер, какой звучный титул?

Тополя принялись хлестать облако, словно протестуя против мрака и тумана.

Затем начался дождь, свирепый и жуткий, сопровождавшийся градом.

* * *

Дэвид с трудом удерживался, опираясь на стену театра. Ужасающий ветер продувал улицу, в воздухе с треском носились черепицы. Но сквозь рев бури и вой смычков Стоун слышал волшебные слова:

— Весна… любовь… цветы… любовь…

— Любовь! О, любовь! — пробормотал он. — Как Она должна быть прекрасна сейчас!

Ослепительная вспышка залила улицу. Ночь наполнилась внезапным грохотом, завершившимся пронзительным воем, словно орда чудовищных призраков принялась освистывать певицу.

И в то же мгновение над крышами домов зажегся высоченный рыжий факел.

«Молния ударила в газохранилище, — подумал Стоун. — Боже! Что это? Куда бегут люди?»

Его с силой ударили в спину, потом он получил удар по ногам и в лицо и ничком рухнул на землю.

Он смог быстро вскочить на ноги, испуганный ледяной пощечиной.

И оказался лицом к лицу с ужасающей бедой. По улице несся бурный поток воды, вспыхивающий злобными огоньками.

* * *

Несколько минут он был оглушен грохотом обвалов и воплями.

По улице несся бешеный поток, сметая всё на своем пути, а с неба среди струй ливня сверкали молнии, бившие прямо по городу.

Потом в двадцати шагах от него из резко распахнутой двери хлынул новый поток. Это был поток обезумевших расталкивающих друг друга людей с воплями и руганью, вырвавшийся из театра.

За несколько секунд Стоун стал свидетелем неслыханных преступлений: разодранные лица, сломанные конечности, блеск лезвий ножей, бьющих налево и направо, вспышки выстрелов, разрывающих тьму ночи.

— Облако! — прохрипел Стоун. — А где может быть Она?

Портик театра зиял пустотой, которую освещали несколько горящих ламп. Сам не зная как, Дэвид проник в вестибюль, откуда доносились стоны агонизирующих зрителей. Он перешагивал через тела, чья кровь смешивалась с прибывающей водой.

Он добрался до зрительного зала.

Тот был пуст. Через щели под дверьми с серебристым журчанием текли ручьи. Электрические лампы замигали, готовясь вот-вот погаснуть.

И вдруг он увидел Ее.

Она в ужасе застыла посреди сцены недвижимой статуей.

— Ма… мадмуазель, — задыхаясь, выговорил он, — крепитесь… я… иду.

С потолка сорвался кусок штукатурки и упал, едва не задев его. Между двух рядов кресел лежал усмехающийся труп Хангфильда — ему пробили голову кастетом.

Стоун перебирался через кресла, шагал по быстрым и темным ручьям.

Лампы вспыхнули красным светом и погасли.

…Он усадил ее на плечи.

Странная мысль вдруг пришла в голову Дэвида Стоуна:

«Причал»!

* * *

Несмотря на темень, яростные потоки воды и бурю, он добрался до причала в то самое мгновение, когда невероятный толчок сотряс его до основания. Часть старого деревянного каркаса оторвалась от берега и поплыла в море, спасая их двоих из всего города, который горел, рушился, тонул.

* * *

Заря.

Облако словно плыло по поверхности безбрежных вод; тусклый туман отталкивался от волн. Обломки причала, превратившегося в плот, плыли по прихоти течений.

Стоун различал на горизонте смутную, дымящуюся массу, которая колыхалась от ветра — последние дымы того, что осталось от Ингрэма.

Она была маленькой, бледной, потерявшей сознание. Он с удивлением разглядывал ее, словно проживал невероятную и бесконечную мечту.