— Соратник Птоцкий, я собираюсь завтра собрать политуполномоченных всех корпусов и дивизий.

Птоцкий, сдерживая раздражение и позволив себе лишь слегка поморщиться, наклонил голову в знак согласия.

— Хорошо, соратник, я распоряжусь немедленно отправить вызов…

Срайя покровительственно махнул рукой.

— Не затрудняйтесь, соратник. Я уже послал вестового к телеграфистам.

Птоцкий вспыхнул.

— По-моему, я пока еще командую этой армией. И…

Срайя воинственно вскинул подбородок.

— Не забывайтесь, соратник. Вы назначены на эту должность постановлением Центрального совета, а я — представитель бюро…

— Да мне наплевать, чей вы там представитель…

— Вы смеете оспаривать постановления Центрального совета?!

Оба одновременно замолчали, сообразив, что перебранка один на один абсолютно бессмысленна, и Срайя, коротко хихикнув, перешел на слащаво-доброжелательный тон:

— Впрочем, если я серьезно нарушил какие-то важные планы командующего…

Птоцкий выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.

— Нет, вы же поняли, что я сам собирался вызвать вам политуполномоченных. Так что если вы уже это сделали, то пусть… — Он помедлил, изо всех сил стараясь справиться с собой. — Только одно. Дело в том, что я завтра как раз собирался на пару дней съездить на правый фланг. У меня запланировано совещание с командованием Второго корпуса. Так что, боюсь, мое присутствие…

Свинячьи глазки Срайи радостно блеснули.

— Нет-нет, никаких проблем. Я все проведу сам. — Он изобразил на лице благосклонную улыбку и с доверительным видом наклонился к Птоцкому: — Я думаю, у нас еще будет время, чтобы обсудить все вопросы в более узком кругу. А для начала я хотел бы получить информацию об обстановке на фронте, так сказать, из первых рук.

Птоцкий мысленно ухмыльнулся. Тоже мне, нашел первые руки. Политуполномоченные корпусов и дивизий. Проехал бы лучше по передовым полкам. Но что толку дергаться, все равно ничего с этим не поделаешь… Эта мысль, как ни странно, придала сил Птоцкому. Он утвердительно кивнул.

— Да, пожалуй, так будет лучше.

* * *

В штабе Второго корпуса он задержался не на два дня, а на целых четыре. Политуполномоченный при командире корпуса, вернувшийся на следующий день с совещания, на прямой вопрос Птоцкого ответил, старательно пряча глаза, что ничего особенного там не происходило. Однако в тот же день, стоило лишь командующему армией уехать в полки, как он собрал всех политуполномоченных полкового и батальонного звена. По этому признаку Птоцкий понял, что Срайя не только заглотнул наживку, но и приплясывает от нетерпения, совершенно не собираясь срываться с крючка. И потому на вечернем совещании он объявил командному составу, что его пребывание в расположении корпуса прошло хорошо, как он и ожидал, заметно, что выучка личного состава повысилась, а боевой дух высок. Он вполне удовлетворен и завтра же убывает в штаб армии.

Как он и ожидал, события начались на следующее утро. На рассвете охранники при штабе были разбужены частыми выстрелами из штуцеров. Птоцкий, открыв глаза, некоторое время лежал в постели, тревожно вслушиваясь в треск выстрелов, но вот загрохотали два пулемета, — он ночью велел установить их на крыше особнячка, в котором устроился, — потом немного поодаль послышалась стрельба помощнее. Это подошли тайно подтянутые ночью к соседнему хутору марьяты его личной охраны, которых он три дня назад демонстративно оставил в своей ставке.

Две комендантские роты, поднятые среди ночи по тревоге политуполномоченным корпуса, который зачитал перед строем постановление Бюро Центрального совета об отстранении Птоцкого от командования и предании его суду революционного трибунала за предательство и попустительство врагам трудового народа, были разоружены в течение часа. Сам Политуполномоченный, возглавивший штурм с барабанником в руке, еще в самом начале поймал грудью пулеметную очередь, но текст так называемого постановления был обнаружен в его кармане и, судя по стилю и оборотам речи, был ни чем иным, как собственноручным сочинением соратника Срайи. Птоцкий прочитал его два раза и довольно улыбнулся. Уважаемый соратник не просто заглотнул наживку — она уже торчала у него из заднего прохода. Впрочем, его можно было понять. В случае выигрыша Срайя, который успел наступить на любимую мозоль каждому соратнику и держался в бюро только благодаря своему звериному чутью, да еще потому, что лидерам фракций частенько необходим был лишний джокер в колоде, тут же вышел бы на первые роли. И момент для этого, по его разумению, был просто идеальный. Войска уже почти на окраинах Коева, план операции разработан и доведен до исполнителей, а бюро крайне недовольно медлительностью Птоцкого. Остается взять инициативу в свои руки, подать команду: «Вперед» — и вот она — удача, трепыхается в руках. А прежнего командарма можно под шумок и расстрелять. Потому как, во-первых, это согласуется с тайными желаниями большинства членов бюро, а во-вторых, победителей не судят.

Птоцкий приказал командиру корпуса выставить патрули на дорогах, ведущих к штабу армии, который перешел под контроль ретивого соратника, арестовать всех политуполномоченных, присутствовавших на совещании у Срайи или вчерашнем сборище у политуполномоченного корпуса, и пошел досыпать.

Срайя решил ковать железо, пока горячо. После трех безуспешных попыток связаться в течение дня со штабом корпуса, так и не дождавшись доклада от двух высокопоставленных сотрудников политаппарата армии, которых Птоцкий приказал посадить под замок, новоиспеченный командарм отдал приказ о начале массированного штурма.

Утро следующего дня огласилось канонадой нескольких десятков оставшихся в составе армии исправных орудий, рассеянных по всему фронту. Артподготовка длилась четыре часа подряд. Противник не отвечал. Птоцкий, через командующего корпусом, вышел на прямую связь с командирами дивизий, наступающих в первых эшелонах, и приказал докладывать ему об изменениях обстановки каждый час.

Два дня события развивались так, как примерно и предполагалось. Передовые части раз за разом поднимались в атаку, но, наткнувшись на плотный штуцерно-пулеметный огонь противника — жидкий артобстрел не повредил большинство его огневых точек, — откатывались назад. Однако потом обстановка изменилась. К вечеру третьего дня наступления два полка Стальной дивизии, наступавшей с левого фаса обороны противника, прорвали наконец фланговые оборонительные линии противника и к утру вышли на рубеж Троицкого монастыря, находившегося северо-восточнее Коева. Там они остановились, наткнувшись на еще один, спешно подготовленный рубеж обороны. Но это было уже не важно. Боевые действия велись на узком фронте протяженностью едва ли в пятьдесят верст, и Срайя мог уже к утру стянуть к месту прорыва крупные силы из состава дивизий второго эшелона и сформировать мощный ударный кулак. Так что открывалась реальная возможность охвата оборонительных позиций армии суверена с фланга и атаки по сходящимся направлениям с одновременным обходом с тыла. Когда Птоцкому доложили об этом неожиданном успехе, сердце его упало. Неужели он был не прав и все его опасения всего лишь плод воспаленного ума? Нет, этот странный князь Росен не мог обмануть его ожиданий. Всю ночь и весь следующий день он метался по комнате из угла в угол. Но утро все расставило по своим местам.