Глыба, торчащий из люка танкера, махнул капитану: иди, мол. Лекс хозяйским взглядом окинул рычащие танкеры и устремился к Глыбе.

Опять жара, духота и вонь кабины. Ничего, если немного потерпеть, то в деревне можно помыться. Вряд ли дикие откажут офицеру в маленьком удовольствии.

Тонко вскрикнул валяющийся на полу Кусака, засучил ногами. Открыл глаз, зыркнул непонимающе и снова захрапел. Лекс склонился над ним и поморщился от выхлопа, перебивающего вонь машинного масла.

— Опять налакался! Откуда он берет выпивку?

Глыба вел танкер и потому не отреагировал, Барракуда дернул плечом, гнилозубо улыбнулся и отцепил от пояса флягу, потряс ею, будто Лекс мог услышать, как там булькает бормотуха, и заорал, стараясь перекрыть рев мотора:

— Чес-слово, последние капли! У Кусаки, значит, где-то схрон!

— Найти и доложить мне, — распорядился Лекс.

— Так точно! — Барракуда продолжал лыбиться. — Когда в деревню приедем, я эт сразу!

— Командир роты Лекс?! — крикнул из переговорного устройства Тойво.

Лекс склонился над передатчиком:

— На связи. Что у вас?

— Прямо по курсу таки деревня, но там что-то странное творится!

В передатчике засвистело и защелкало, взволнованный голос Тойво утонул в посторонних шумах. Когда шумы стихли, Лекс возобновил связь и гаркнул:

— Тойво, прием! Что у вас?

— Ворота деревни… — пробивалось сквозь помехи, — на дозорных вышках…

— Что на дозорных вышках?!

— Таки никого! То ли напали на ферму эту, то ли все дезертировали.

— Соблюдайте осторожность, — приказал Лекс, приемник опять захлебнулся скрипом и скрежетом.

— Не хотят дикие войны, — со знанием дела констатировал Глыба. — Никто не хочет. Они считают, что достаточно платят Омеге за спокойствие, и отказываются воевать за нас. Понимают, что на войне и помереть недолго.

Лекс хотел возразить: если не станет Омеги, то закончится мирная жизнь диких, мелкие фермы падут под ударами охотников за чужим добром, поселки покрупнее перейдут под опеку бандитских кланов. Неужели дикие этого не понимают?!

— Интересно, девочки там симпатичные? — полюбопытствовал Барракуда.

Никто не ответил. Глыба сосредоточился на управлении машиной. Лекс ждал, когда же наконец танкер, раскалившийся на солнце, остановится и можно будет выбраться из душегубки.

— Приехали! — Глыба свесил мускулистые руки, перепачканные мазутом, вытер лицо, оставив на лбу черную масляную полосу.

Лекс поспешил выбраться первым. Едва он откинул люк, ветер швырнул в глаза пыль вперемешку с песком. Омеговцы короткими перебежками направлялись к воротам. Ветер будто сорвался с цепи, носился по дорогам, вертел лопасти ветряков, закручивал маленькие смерчи, бился в ржавые ворота — петли отзывались скрипом. Закатное солнце плыло над Пустошью мутным пятном. Вскоре оно и вовсе пропало.

Песок лез в нос, в глаза. Не дожидаясь приказа, бойцы нацепили респираторы, Лекс последовал их примеру.

— Эк ветерок развеселился! — бодро воскликнул Барракуда и выругался, сплевывая прямо на танкер — пыль набилась в рот.

Из-за ворот прикатилась тряпка, облепила ноги Лекса. От дозорной вышки оторвало кусок жести и, раскручивая, понесло. Лекс пригнулся и поспешил в деревню. К этому моменту бойцы открыли ворота, и на пустой двор въехала вся колонна. Пропуская машины, Лекс отступил к двухэтажным домам из дикого камня, споткнулся обо что-то мягкое, глянул под ноги: тело человека уже почти занесло песком, лишь выглядывали носки кирзовых сапог. Труп. Значит, все-таки напали бандиты. Поняли, что бойцам Омеги не до них, и распоясались.

Из облака пыли показался невысокий омеговец. Да это же Тойво! Стянул респиратор, повернулся к ветру спиной и прокричал:

— Таки я бы сказал: похоже, поселок ограбили. Транспорта в гараже нет. Населения таки тоже нет. Если бы меня спросили, я бы сказал: или попрятались, или…

Лекс указал на убитого. Вслед за Тойво прибежали двое его бойцов, потянули труп за ноги. Ветер тотчас подхватил пыль, обнажив молодого парня с лицом, изуродованным кожной болезнью. Покойник таращил залепленные пылью глаза, на земле угадывалась лужа крови.

— Еще есть трупы?! — заорал Тойво, закашлялся и натянул респиратор.

Наемники покачали головами. Тойво принялся размахивать руками и приседать, но что он хотел сказать, никто не понял, и ему пришлось снова снимать маску.

— Обыскать поселок! — прохрипел он, прикрывая рот. — Надо знать, что здесь произошло! — И ткнул в сержанта. Тот отдал честь и убежал к технике, которая едва виднелась в бурой пыли, напоминающей дым.

Лекс махнул на ближайший дом, сделав жест, будто открывает дверь, Тойво сообразил и кивнул.

В прихожей царил полумрак. Шмяк — ударилась в окно то ли тряпка, то ли неудачливая птица, Тойво пригнулся. Лекс на всякий случай приготовил автомат.

— Таки наконец-то можно вздохнуть, а то я думал, умру! — Тойво скрипнул песком на зубах и облокотился о почерневший кособокий комод. При входе возле отполированной до зеркального блеска картины висел карабин, над дверью — подкова. Этот дом налетчики, похоже, обошли стороной. Или не успели ограбить — что-то их спугнуло.

Заскулили — Лекс насторожился и пошел на звук, Тойво приготовился его прикрывать.

Три женщины и двое детей прятались в погребе. Напуганные, перепачканные, они жались друг к другу и дрожали. Увидев Лекса со спущенным на шею респиратором, малыши в один голос завыли.

— Выходите, мы не причиним вам зла, — проговорил Лекс.

Подбородок морщинистой старухи задергался, она забормотала:

— Душегубы проклятые! Ни стыда, ни совести в вас нет! Сразу убейте! — Глаза под кустистыми бровями горели яростью. — Ну, ты, длинный, — кивнула на Лекса. — Сразу убей. Лучше так, чем…

Длинноволосая блондинка отползла в темный угол. Рыженькая прижала к груди вопящего ребенка. Одежда на ней болталась лохмотьями, Лекс разглядел на руке кровоподтек.

— Вам приказано выйти! — подтянулся Тойво. — Да как…

Лекс положил руку на его плечо:

— Тише. Надо разобраться. Видишь, они напуганы? — И сказал как можно ласковей: — Что тут произошло? Мы приехали вам помочь.

— Приезжали тут ваши. — Старуха сгребла второго ребенка. — Видишь, как помогли?

Лекс прочел во взглядах женщин ненависть и начал догадываться, что случилось.

— Здесь проходила колонна? Это беспредел. Мирное население велено не трогать. Я должен доложить о случившемся в штаб.

— Благодетель! — Старуха насупилась — все ее лицо пошло складками. — Убивай, душегуб!

Блондинка упала на колени и залепетала: