Все еще обнаженный, Гленн пробирался по пещере, пока скала не превратилась в мостовую из костей, сталактиты — из спрессованных клубков скелетов, связанных пенькой и конским волосом, сталагмиты — из спрессованных черепов, обмазанных глиной. Он снова прошел через обсидиановый бассейн и вышел в мертвый лес, с каждым шагом увязая в иле. Недоброжелательное карканье ворон раздавалось в платанах, и, глядя вверх, он почувствовал, что местность словно заключена в серый шар, как будто это было маленькое, унылое измерение. Возможно, так оно и было. Дойдя до саманного дома, он остановился у пентаграммы на крыльце и улыбнулся, увидев, что она светится тем же красным, что и его глаза, а затем оттянул сыромятную шкуру и шагнул во мрак.

Джессамин Бессмертная была источником света в этой хижине с одной комнатой. Ее лицо казалось еще более исхудавшим, чем когда он видел ее в последний раз, тело выглядело изможденным под платьем с загорелыми и сшитыми вместе лицами потерянных детей.

"Я знала, что ты вернешься", — сказала она.

Он отчаялся. "Я был так близок к этому".

"У тебя сердце Первого Койота, но не талисман, который искало это самое сердце".

"Может, и так. Но я нашел тело Джаспера".

Джессамин смотрела на него бледными глазами. Он провел рукой по голове, убирая волосы. Черная слизь из пруда стекала по лбу, а когда капля попала на губы, вкус у нее был как у рвоты. Джессамин прижала руки к груди и вдохнула, а когда выдохнула, облако паутины покинуло ее легкие и унеслось в потолок, как сигаретный дым. Гленн посмотрел вверх и увидел, что он весь покрыт этими паутинами и поймал в ловушку множество насекомых, ящериц и маленьких лягушек, которыми Джессамин собиралась полакомиться.

"Отведи меня к нему", — сказала она.

По команде Гленна Уэб отодвинул крышку гроба, но не мог оторвать глаз от призрачной женщины, стоявшей между ними. Что-то в ее облике заставило его мошонку напрячься, а волоски на израненной заднице встать дыбом. По крайней мере, его рана больше не жалила. Это значительно облегчило бы езду на жестком сиденье телеги.

Когда Джессамин подошла к трупу, она положила одну руку на грудину Джаспера и замерла, словно ожидая чего-то. Уэб не знал чего. Честно говоря, он и не хотел знать. Ему до смерти надоело все это колдовство. Как же ему хотелось ограбить банк и на вырученные деньги принять ванну, поесть, напиться вина и поспать в настоящей постели!

Когда он обнаружил Гленна и Хайрама у амбара, он был даже разочарован. Это означало, что ему снова придется ехать со стаей, хотя он уже подумывал о том, чтобы отправиться в одиночку. Ну, не в одиночку, если считать Верна Пипкина. Уэб не оставит его позади. Пока гробовщик был жив, он был хорошим собеседником на тропе со всеми своими маленькими фактами и лакомыми кусочками. Это не давало Уэбу тосковать, и он тоже узнавал что-то новое. Но теперь он вернулся к своей банде, вернулся к этому странному колдовству.

Светящаяся зеленой краской женщина посыпала чем-то голову трупа, и черные зерна падали в углубления, где когда-то были глаза и нос. При жизни у Джаспера был неплохой нос, но теперь там была лишь щепка с двумя отверстиями в виде капель. Когда в них попал черный песок, череп начал дребезжать.

"Господи, — прошептал Уэб.

Джессамин забралась в повозку. Гленн присоединился к ней. Вместе они вытащили тушу Джаспера из гроба и положили его на повозку. Джессамин задрала платье из плоти и оседлала труп, как будто седлала кобылу. Уэб увидел, что под ней ничего нет. Она наклонилась и поцеловала Джаспера в зубы. Уэб отпрянул от этого зрелища, но продолжал смотреть одним глазом. Ведьма похлопывала пальцами по сломанной грудной клетке Джаспера, словно играла на гитаре, а когда из нее выползла сороконожка, она схватила ее и съела.

"Отдай его мне", — сказала она Гленну.

Он потянулся в карман пальто и достал огромное пульсирующее сердце. Оно из черного превратилось в темно-малиновое, и когда Джессамин взяла его, ее собственное свечение от водорослей переплелось с красным светом сердца, создав в ночи аврору бореалис. Она просунула руки под ребра и положила сердце туда, где оно когда-то покоилось. Она начала скрежетать бедрами, вдавливая половые губы в гнилой таз мертвеца. Ее влагалище было поросшим плесенью, влажно блестевшим. Уэб отпрянул еще дальше. Он никогда не видел ничего настолько извращенного. Даже Хайрам, трахающий детей, не казался таким вульгарным, как это. Ведьма теперь улыбалась, ее выточенные зубы сверкали в неземном сиянии, как острые бритвы. И когда она достигла мастурбационной кульминации, труп внезапно поднялся, челюсть отвисла в огромном глотке воздуха — первый вздох долгожданного воскрешения, хотя у него не было легких, чтобы насладиться им. Туша повернула голову, ослепнув без своих глаз, и, когда она подняла руки, кости затрещали, как костер, пыль и порошкообразная плоть посыпались вокруг нее, как снег.

Уэб сглотнул комок в горле.

Джаспер Терстон вернулся.

ГЛАВА XXXVII

НАСЕЛЕНИЕ ГОРОДКА ХОУПС ХИЛЛ сократилось вдвое менее чем за двадцать четыре часа. Несмотря на то, что горожане оставляли свои дома и предприятия, они все равно бежали толпами, слишком напуганные, чтобы остаться, и слишком слабые, чтобы противостоять злу, которое они не понимали до конца.

Рассел наблюдал из здания вокзала, как очередная вереница повозок проезжает по вымощенным галькой улицам. В воздухе носились легкие хлопья. Зима никуда не уходила. Он покачал головой. Для семей путешествовать так далеко на север в это время года было бы самоубийством. Но его опасения были высказаны и отвергнуты. Место, которое он поклялся защищать, было искалечено страхом и покинуто своими лидерами.

Рассел подумал о Хайерсе и усмехнулся над отвратительным сочетанием эгоизма и трусости этого человека.

Он увидел Браззо, поднимающегося по дорожке, и поднялся со своего места. Когда мужчина вошел в дом, его лицо было серьезным, но глаза сохранили свой блеск — взгляд воина, поступившего неправильно.

"Мой народ хочет возмездия", — сказал он. "Они хотят, чтобы их любимый Сетимика