Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина-историк переменила позу – осторожно, чтобы не побеспокоить Рэнди.
– Конечно же, разнообразные слухи и теории заговора начинают плодиться в избытке после смерти любого национального лидера, представляющего собой более или менее противоречивую фигуру. Если угодно, назовите это синдромом «покрытого травой холмика»,[23]но, учитывая печально известную репутацию Сталина и тогдашнего советского режима, в данном случае теория заговора выглядит как нельзя более обоснованной.
Теперь, когда правда о «Мише-124» и отмененном в последний момент советском упреждающем ударе выходит наружу, вскоре достоянием всего мира станет вся эта история целиком. Предотвратить или скрыть уже ничего нельзя, и главное, чтобы реальность не превзошла наши худшие предположения.
С отвращением на лице, Смыслов поднял взгляд к потолку пещеры.
– Вот дерьмо!
Закрыв глаза, он несколько секунд молчал и только потом ответил:
– Вы правы, профессор. Как вы и сказали, Сталина хватил инсульт, но он не впал в кому. Его частично парализовало, однако он оставался в сознании, был возбужден и способен отдавать приказы. И вот он приказал: нанести решающий удар по странам западной демократии. Почему? На этот вопрос не может ответить никто. Возможно, в результате инсульта у него возникли какие-то психические нарушения. Или, может быть, он понимал, что умирает, и хотя бы перед смертью хотел лицезреть торжество «всемирной народной революции». А может, он просто пожелал унести с собой в могилу весь остальной мир. Но, так или иначе, были и другие члены Политбюро, которые рассматривали нанесение подобного удара как самоубийство для нации.
– Это действительно стало бы самоубийством для СССР? – спросил Смит.
– Весной 1953-го? – переспросила Валентина. – Без сомнения! Запад тогда имел решающее преимущество в ядерном арсенале. Соединенные Штаты и Великобритания в то время обладали несколькими сотнями ядерных боезарядов и даже несколькими опытными образцами водородной бомбы, а Советы располагали всего несколькими десятками маломощных бомб вроде той, которая была сброшена на Хиросиму. Даже при условии нанесения первого удара и усиления поражающего эффекта посредством применения химического и биологического оружия этого было недостаточно для того, чтобы сокрушить НАТО.
Еще более важно то, что Запад обладал более современными средствами доставки. У Советов были только копии стареньких американских «В-29», в то время как американские ВВС уже использовали большие «В-36 Миротворцы» с дальностью действия, позволявшей нанести удар по любой цели на территории СССР. На вооружение стран НАТО начинали поступать реактивные стратегические бомбардировщики «В-47» и «Канберра».
Короче говоря, – подвела итог Валентина, – возможно, в Западной Европе воцарился бы кромешный ад, а Соединенным Штатам был бы нанесен серьезный ущерб, но Советский Союз и страны Варшавского договора превратились бы при этом в выжженную радиоактивную пустыню.
Смыслов кривился и потягивал чай.
– Как я уже сказал, группа членов Политбюро отдавала себе в этом отчет. Эти люди также понимали, что существует только один способ отстранить от власти диктатора вроде Сталина. К сожалению, профессор, история никогда не узнает имени человека, который положил подушку на лицо Сталина и прижимал ее до того момента, пока тот не перестал дергаться. Такие вещи не документируются.
– Все правильно, Григорий. Это мог быть один человек из трех, и я, будучи историком, могу предположить, что знаю его имя.
Смыслов передернул плечами.
– Группировка, о которой я сказал, не могла действовать и берегла силы до тех пор, когда в воздух поднялась и направилась к своим целям первая волна самолетов. Это были американские бомбардировщики с большим радиусом действия, способные выполнить трансполярный полет. Самолеты удалось отозвать раньше, чем их успели засечь североамериканские силы противовоздушной обороны, и все они успешно вернулись на базу. Все, кроме одного, который нес груз биологического оружия, «Миши-124».
Смыслов допил чай и закончил:
– С тех пор вокруг «Событий пятого марта» была возведена непробиваемая стена молчания, которая существует по сию пору.
– Почему они держали это в секрете? Почему не рассказали об этом во всеуслышание? – спросил Смит. – Ведь они спасли мир от ядерной катастрофы, и ни один здравомыслящий человек – даже в Советском Союзе! – не стал бы проливать крокодиловы слезы по поводу кончины Сталина.
Смыслов в который уже раз покачал головой.
– Вы не понимаете психологию русских, подполковник. Будь убийцы Сталина настоящими освободителями, они бы так и поступили. Но это были всего лишь тираны, убивающие другого тирана, чтобы спасти собственные шкуры и захватить власть. Кроме того, Советское государство продолжало существовать, и для поддержания государственной мифологии требовалось превозносить Сталина, даже после его смерти, как великого вождя и героя. Даже после того как Советского Союза не стало, страхи и паранойя прежних времен во многом сохранились.
Губы Смыслова скорбно скривились, и он отставил пустую кружку в сторону.
– Кроме того, у нас, бывших советских, а нынешних русских, существует нечто вроде комплекса социальной неполноценности. Мы гордимся собой и заявляем о себе как о цивилизованной нации, поэтому у нас считается, что убить руководителя страны на смертном ложе было бы просто… некультурно.
* * *
Смит очнулся от дремоты, окутавшей его, пока он прикорнул у ледяной стены. Абстрагируясь от боли, которую причиняли многочисленные ушибы и растяжения, он напряг все свои чувства и стал прислушиваться.
Смит не знал, сколько времени он проспал – наверное, как минимум пару часов, но в вентиляционном отверстии у входа по-прежнему царила темень. Солнце еще не встало, но ветер улегся. Единственными звуками, доносившимися снаружи, было потрескивание и скрип паковых льдов. Внутри пещеры слышалось мерное посапывание его спящих товарищей.
А потом раздался слабый стон:
– София…
Смит пробрался в дальний конец пещеры. Включив фонарь, он откинул капюшоны спальных мешков, в которых лежали Валентина и Рэнди.
В свете фонаря лицо Рэнди казалось умиротворенным. На него вернулась краска, если не считать узкой полоски над бровью, где виднелся след обморожения, и темных кругов, залегших вокруг глаз. Ужасная серая дряблость кожи пропала. Ее дыхание стало легким и ровным, и, прикоснувшись к шее женщины, Смит убедился, что сердце также бьется ритмично и уверенно, а кожа дышит теплом.
Как он и надеялся, Рэнди Рассел возвращалась к жизни.
От его прикосновения Рэнди тихонько застонала, а затем открыла глаза. Сначала в них была пустота, потом она сменилась удивленным выражением, и наконец в них вспыхнула радость.