Шей открыл дверь и вошел на кухню раньше, чем Роз успела опомниться. Она схватила шест, но Шей одним резким движением вырвал его и отшвырнул в сторону. Роз видела, как лихорадочно двигается у него кадык.

— То, что я натворил вчера ночью… Я не должен был этого делать. — Роз сидела, дрожа всем телом. — Я был сильно пьян. Я не привык к крепким напиткам. Во всем виновато виски.

Роз пыталась подыскать слова, которые заставили бы его навсегда уйти из их дома и при этом не спровоцировали бы новое нападение. Однако Роз была не в состоянии говорить. Они привыкли молчать. Многие часы, дни, недели они с Шеем Нейлом проводили за этим кухонным столом, не разговаривая друг с другом, и это казалось нормальным. Но сегодня все было иначе. Страх и воспоминания об унизительной борьбе, стонах и унижении вчерашней ночи, давили…

— Хотел бы я, чтобы вчерашней ночи не было, — сказал Шей после долгого молчания.

— Видит Бог, я тоже, — сказала Роз. — Но поскольку это все же случилось… — Вот теперь она сможет сказать, чтобы он уходил.

— Но поскольку это случилось, — заговорил он, — я думаю, что не имею больше права есть в твоем доме и за одним столом с тобой. С сегодняшнего дня я сам буду готовить себе еду в своей хибаре. Так будет лучше.

После всего того, что произошло, он намеревается остаться здесь? Унизив ее самым отвратительным образом, изнасиловав ее, он хочет отделаться малостью — лишь тем, что не будет больше обедать за этим столом? Да этот человек, должно быть, не в своем уме!

Роз заговорила — спокойным, но очень решительным тоном, стараясь, чтобы он не распознал страха в ее голосе:

— Нет, Шей, я думаю, этого недостаточно. Тебе лучше уйти. Нам не удастся выбросить из памяти то, что случилось. Лучше тебе подыскать работу где-нибудь еще.

Шей посмотрел на нее так, будто не верил своим ушам.

— Я не могу уйти, — сказал он.

— Ты найдешь другое место.

— Я не могу уйти. Я люблю тебя, — выдавил из себя Шей.

— Не говори ерунды! — вспыхнула Роз. Она была напугана еще больше, чем прежде. — Не любишь ты ни меня, ни кого бы то ни было другого. То, что ты натворил, не имеет никакого отношения к любви.

— Я ведь уже сказал тебе: виновато виски. Но я в самом деле люблю тебя.

— Тебе придется уйти, Шей.

— Я не могу оставить тебя. Вы с Лэдди без меня пропадете.

Он повернулся и вышел из кухни.

— Почему Шей не пришел обедать? — спросил в субботу Лэдди.

— Он сказал, что теперь предпочитает обедать один. Ты ведь знаешь, он очень стеснительный.

Со времени последнего разговора и вплоть до сегодняшнего дня они с Шеем не обменялись и парой слов. Работа шла своим чередом. Шей починил изгородь вокруг теплицы, приделал к кухонной двери новый засов, чтобы Роз на ночь могла запираться изнутри.

Умирал Траппер, их старый колли.

Лэдди не находил себе места от горя. Он сидел рядом с собакой, гладил ее по голове и пытался поить с ложки водой. Иногда он принимался плакать, обнимая собаку за шею.

— Поправляйся, Траппер, — умолял он, — я не могу, когда ты вот так дышишь, будто задыхаешься.

— Роз! — В первый раз за несколько последних недель Шей осмелился с ней заговорить. От неожиданности она чуть не подпрыгнула.

— Что?

— Наверное, мне стоит отвезти Траппера в поле и пристрелить. Как, по-твоему?

Они оба посмотрели на хрипящего пса.

— Нельзя сделать этого втайне от Лэдди.

В тот день Лэдди пошел в школу лишь с тем условием, что на обратном пути он зайдет в лавку и купит Трапперу кусок мяса. Может, хоть это поможет собаке выздороветь! Пес был уже не способен ничего есть, но Лэдди отказывался в это верить.

— Так, может, мне спросить Лэдди?

— Попробуй.

Шей отвернулся. Тем же вечером Лэдди выкопал для пса могилу на заднем дворе, и они отвезли его в поле. Шей приставил к голове собаки ружье. Все было кончено за долю секунды. Лэдди смастерил маленький деревянный крест, и все трое молча постояли у маленького холмика. Затем Шей ушел к себе.

— Ты очень расстроена, Роз, — сказал Лэдди. — Наверное, ты любила Траппера так же сильно, как я?

— Да, я действительно его любила, — ответила Роз. Однако ее подавленное состояние было вызвано другим: у нее не начинались месячные. Раньше с ней такого никогда не случалось.

Всю следующую неделю Лэдди очень нервничал. С Роз творилось что-то неладное, и это явно было вызвано не одной только смертью Траппера.

Тогда, в Ирландии пятидесятых, в подобной ситуации у нее оставалось три выхода. Первый — родить ребенка и растить его на своей ферме, постоянно слыша за спиной злой, презрительный шепот соседей. Второй выход — продать ферму, переехать вместе с Лэдди в какое-нибудь другое место, где их никто не знает, и начать новую жизнь. А еще она могла привести Шея Нейла к священнику и женить его на себе.

Однако ни один из этих вариантов ее не устраивал. Роз было невыносимо думать о том, что станет с ее жизнью, когда, прожив здесь столько лет, она превратится для окружающих в незамужнюю мать незаконнорожденного ребенка. Она лишится своих и без того редких и маленьких удовольствий: съездить в город, выпить чашечку кофе в отеле, поболтать со знакомыми после воскресной мессы. Она станет объектом сплетен и пересудов, или, что еще хуже, ее станут жалеть и сочувственно качать головой. Бог знает, как все это отразится на Лэдди. А с другой стороны, имеет ли она право в подобных обстоятельствах продать ферму и уехать? Ведь в какой-то степени ферма принадлежит всем ее четырем сестрам тоже. Что они подумают, узнав, что она продала их ферму, прикарманила все деньги и уехала вместе с Лэдди и своим незаконнорожденным отпрыском?

Она вышла замуж за Шея Нейла.

Лэдди был очень рад, и обрадовался еще больше, узнав о том, что скоро станет дядей. Он то и дело спрашивал:

— А маленький будет называть меня дядей Лэдди?

— Конечно, милый, — отвечала Роз.

В их жизни мало что изменилось. Разве что Шей и Роз стали спать в одной постели. Роз ездила в город уже не так часто, как прежде. Отчасти из-за того, что теперь, ожидая ребенка, она быстрее уставала, отчасти потому, что ей уже не так сильно хотелось видеть людей. Лэдди удивлялся, но не понимал, в чем дело. И еще она стала реже писать своим сестрам, хотя те, в свою очередь, буквально засыпали ее письмами. Они были удивлены ее замужеством и тем, что она не стала затевать пышную свадьбу вроде тех, какие сама же устраивала для них. Сестры навестили их и робко пожимали руку Шею. Они задавали много вопросов, но их старшая сестра, обычно открытая и искренняя, на сей раз проявила непривычную сдержанность.

А затем родился ребенок — здоровенький и крепкий малыш. Его крестным отцом стал Лэдди, а крестной матерью — миссис Нолан, работавшая в гостинице. Мальчика окрестили Аугустусом, и они стали называть его Гас. Баюкая сына, Роз снова научилась улыбаться. Лэдди всем сердцем полюбил малыша и мог часами нянчиться с ним. Шей по отношению к ребенку проявлял такую же сдержанность, как и ко всем остальным. Странная это была семья.