— Это, должно быть, трудно.

— Еще как. Училась танцевать с детства. Признаться, это нелегко. Это действительно тяжкий труд. Думаю, атлет-олимпиец не работает с таким напряжением. А потом, все, что им нужно… ну вы-то знаете.

Шталь кивнул. Единственное окно в этом номере мотеля закрывали грязные шторы, прожженные местами сигаретами. Сквозь стекло и ткань волны прибоя почти не были видны.

Медленный ритм, легко набегают, легко откатываются назад.

— Как он обращался с вами, хорошо?

Кэтрин Магари промолчала. Шталь повернулся к ней. Она покраснела.

— Он вел себя с вами несколько странно, Кэтрин?

— Нет. В этом-то и дело. Он не мог… ну, знаете… он обрушился на меня, как жеребец-производитель, а потом не смог… так что вместо этого мы… он… мне, правда, не хочется самой обвинять себя.

— И незачем.

— Он оказался импотентом, поэтому начал набивать себе нос как свинья. Хотел, чтобы я тоже занялась этим, но я не стала, честное слово. Тогда мне больше всего хотелось заснуть, но я нервничала. Потому что, поняв, что не может, он вышел из себя, стал беспокойным, бегал по комнате. А кокаин усугубил все это. Я наконец успокоила его массажем. Это еще одна моя профессия. Я дипломированный терапевт-массажист. Настоящий массаж, а не то, что вы предполагаете. Я массировала его хорошо, и он расслабился. Но что-то в нем было такое… даже во сне он оставался настороженным. Скрежетал зубами, а его лицо было очень… неприятным.

— Настороженным, — повторил Шталь.

— Когда я познакомилась с ним, он вел себя совершенно спокойно, раскрепощено, беспечно. Именно это мне в нем и понравилось. Я пережила много стрессов, кому нужны дурные флюиды? — Кэтрин содрогнулась. — Мне казалось, что от него идут хорошие флюиды. Глупая я, наверное.

Бедро Шталя, в том месте, где Кэтрин держала руку, потеплело. Он слегка похлопал по ее пальцам. Отстранил ее руку и встал.

— Куда вы сейчас собираетесь? — испуганно спросила она.

— Хочу размяться.

— Когда я проснулась… когда вы разбудили меня… я была встревожена тем, что он уже ушел. А как же мне теперь добираться до дома?

— Я подвезу вас.

— Вы хороший человек. — Кэтрин спустила застежку «молнию». — Милый хороший человек.

Шталь овладел ею.

Я положил фотокопии. — Все достаточно очевидно.

В десять часов вечера Майло заскочил ко мне, чтобы показать годовые резюме учебных материалов Шулля, которые Мартин взяла из факультетского архива. Когда я просматривал их, напыщенные слова так и лезли в глаза. Фразы теснились, как пассажиры в токийском метро. Никакой упорядоченности, высокопарность, полное отсутствие изящества изложения. Шулль планировал и совершал убийства умно и решительно, но когда дело касалось печатного слова, его интеллект отключался.

Он предложил курс, который собирался разработать. «Картография диссонанса и потрясений: искусство как палео-биоэнер-гетический парадокс».

Я просмотрел мои досье и нашел то, что хотел. Обзор выставки работ Джули Киппер, помещенный в «Селдомсинатол» и подписанный «П.П.». Там тоже встречались слова «парадоксальный», «картографический» и «диссонанс». Я поискал еще. Когда П.П. писал об Анжелике Бернет, он нес бессвязную чушь: «Этот танец, будучи палео-инстинктивно-биоэнергетическим, так правилен, так бесстыдно-эротичен».

Я показал это Майло.

— Он повторяется. Ограниченные созидательные способности. Это приводит к нервным срывам.

— Итак, писатель он заурядный, — сказал Майло. — И почему бы ему вместо того, чтобы убивать, не писать сценарии для кинофильмов?

И он, бормоча, отчеркивал соответствующие фразы красным фломастером.

— Теперь мы знаем, что это он. У меня появляется новая точка зрения на то, как он выбирает свои жертвы. До сих пор я размышлял в сугубо психологическом плане: захват восходящих звезд, уничтожение их индивидуальности до того, как они погаснут.

— Психогенный каннибализм — мне это начинало нравиться, а тебе больше нет? — спросил Майло.

— Нравится. Но другой фактор состоит в расстыковке чрезмерного самомнения Шулля с его реальными делами. Великий деятель искусства, потерпевший фиаско как в музыке, так и в художественном творчестве. Шулль пока не убивал писателей, так что, видимо, все еще считает себя плодовитым сочинителем.

— О каком романе он говорит? — размышлял вслух Майло.

— Возможно, у него в шкафу есть какая-нибудь рукопись. Практический результат заключается в том, что Шулль испытывает глубокие чувства горечи и зависти, но это лишь часть целого. Полагаю, он проявляет практичность — убей кого-нибудь по-настоящему знаменитого, и ты спровоцируешь широкую огласку и привлечешь к себе огромное внимание. Реализация чего-то столь грандиозного должна была бы привлечь Шулля, но неожиданно он проявляет сообразительность и не идет на риск. Шулль понижает планку, нацеливается на не слишком знаменитых людей типа Беби-Боя, Джули Киппер и Василия Левича. Их судьбы не вызовут газетных сенсаций.

— Думаешь, со временем он пойдет на крупную дичь?

— Если ему будет сопутствовать удача. Убийства — это единственное, в чем он преуспел.

— Ты прав. Если бы его жертвой стала знаменитость, я давно получил бы ордер.

— Пока ничего не получается?

— Я обращался к трем наиболее покладистым, знакомым мне судьям. Ходил к окружному прокурору просить помощи. Все талдычат одно и то же: в целом материалы впечатляют, но обоснования недостаточны.

— Что им нужно?

— Очевидец, неопровержимые улики, что-то материальное. Надеюсь, детектив Шталь поможет. Сегодня ранним утром он видел, как Шулль подцепил девчонку в одном баре на Сансет, отвез ее в мотель в Малибу и покинул заведение без нее. Шталь предположил наихудшее и отказался от дальнейшей слежки, чтобы проверить номер, но выяснил, что Шулль просто рано уехал. Однако, беседуя с девушкой, Эрик получил ее согласие на осмотр помещения. Помещение оставалось за ней, так что согласие сомнению не подвергается. Шталь изъял картонную воронку для употребления кокаина, бумажный носовой платок с затвердевшими соплями, а также то, что, видимо, представляет собой пятна крови, стакан, которым, по словам девушки, пользовался Шулль, и простыню. Если хотя бы что-то из этого соответствует по типу коротким рыжим волоскам из дела Армана Мехрабиана, у нас будет все на мази.

— Когда ты получишь результаты?

— Мы сделали срочный заказ, но это все равно займет несколько дней. И все же это уже кое-что. — Молодец Шталь.

— Странный парень, — сказал Майло, — но, возможно, это наш герой.

— Насчет бороды Мехрабиана, — начал я. — По твоим словам, Шулль ударил жертву в лицо. А что, если он поцеловал Мехрабиана?