Пыталась ли она когда-нибудь вернуться? Инстинкт подсказывает мне, что нет. «Ты сама выбираешь себе семью» — так она говорит; и та молодая женщина, ее мать, чье имя в статье даже не упоминается, для нее всего лишь человек с определенным набором хромосом. Для меня же, однако…

Можете назвать меня любопытной. Я поискала сведения о ней в интернете. На это, правда, потребовалось какое-то время — дети ведь пропадают каждый день, а интересовавший меня случай был достаточно давним, да и дело быстро закрыли, поскольку оно оказалось самым заурядным, — но я все-таки нашла все, что мне нужно; я даже имя матери Сильвиан узнала; ей был двадцать один год, когда у нее украли ребенка, а теперь ей сорок девять, как сообщается на сайте «Одноклассники»; разведена, детей нет, по-прежнему живет в Париже рядом с кладбищем Пер-Лашез и содержит небольшой отель.

Отель называется «Стендаль» и находится на перекрестке авеню Гамбетта и улицы Матисса. В нем примерно дюжина номеров, облысевшая от старости рождественская елка, украшенная мишурой, стены с претензией на экстравагантность оклеены вощеным ситцем. У камина стоит небольшой круглый столик, и на нем под стеклянным колпаком застыла фарфоровая кукла в розовом шелковом платье. Вторая кукла — в подвенечном платье — стоит у нижней ступеньки лестницы, точно на страже. Третья — голубоглазая, в шляпке и в пальто, отделанном рыжим мехом, — сидит на стойке портье.

Там же, за стойкой, находилась и сама мадам, крупная женщина с кислой миной на лице и редеющими волосами — как у всех тех, кто вынужден сидеть на диете; но глаза ее были так похожи на глаза ее дочери…

— Простите, мадам…

— Чем могу служить?

— Видите ли, я служу на Монмартре в «Шоколаде Роше». Мы рекламируем особый сорт шоколада, сделанного вручную, вот я и хотела предложить вам на пробу кое-какие образцы…

Выражение ее лица стало еще более кислым.

— Нет, меня это не интересует.

— Но от вас не требуется никаких обязательств. Просто попробуйте, и все…

— Спасибо, не надо.

Естественно, этого я и ожидала. Парижане страшно подозрительны, а мое предложение звучало, пожалуй, слишком заманчиво, чтобы не подозревать никакого подвоха. Но я все же вытащила коробочку с дюжиной наших особых трюфелей и открыла ее. Трюфели, обвалянные в шоколадной пудре, сидели в изящных корзиночках из золотой бумаги, в уголке коробки примостилась желтая роза, а на боковой стенке крышки я нацарапала символ Госпожи Кровавой Луны.

— Там внутри карточка с телефоном, — сказала я. — Если вам понравится, можете сразу позвонить и сделать заказ. Если же нет… — Я пожала плечами. — Эти трюфели за счет заведения. Ну попробуйте. Хотя бы один. Хотя бы интереса ради.

Мадам колебалась. Я видела, что врожденная подозрительность сражается в ее душе с соблазнительным ароматом, исходившим от коробки, — горьковатым, шоколадно-кофейным, с легкой примесью запахов гвоздики, кардамона, ванили и арманьяка; это был аромат минувших лет, горьковато-сладостный, точно прощание с детством.

— И вы что же, по всем отелям Парижа конфеты разносите? Если да, то вряд ли в итоге останетесь в выигрыше.

Я улыбнулась.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанское — я так считаю.

Она вытащила из бумажного гнездышка трюфель.

Вонзила в него зубы…

— Хм… Неплохо, неплохо.

На самом-то деле, по-моему, просто отлично. От наслаждения она даже глаза прикрыла; ее тонкие губы увлажнились.

— Ну что, нравится вам?

Должно нравиться! Символ соблазна, знак Госпожи Кровавой Луны, освещал ее лицо розоватым сиянием. И теперь в ней гораздо отчетливей проступают черты Вианн; но Вианн, сильно постаревшей, безумно усталой, накопившей в душе немало горечи в погоне за благополучием; бездетной Вианн, которая всю свою любовь отдает этому отелю и этим фарфоровым куклам.

— Да, это, безусловно, нечто необыкновенное! — восхитилась мадам.

— Наша карточка в коробке. Приходите к нам в магазин.

Мадам сонно покивала, так и не открывая глаз.

— Счастливого Рождества, — сказала я. Мадам не ответила.

А из-под стеклянного колпака мне бесхитростно улыбалась голубоглазая кукла в меховой шубке и шапочке — точно дитя, вмороженное в ледяной пузырь.

15 декабря, суббота

Я едва дождалась сегодняшней встречи с Ру, так мне хотелось узнать, не переменилось ли его отношение к тому, о чем я ему рассказала, и не удалось ли мне переменить тот ветер. Я ждала какого-нибудь знака Снега, или северного сияния, или какой-нибудь неожиданной перемены в погоде, но утром, когда я встала, за окном было все то же желтое небо, все та же мокрая мостовая. Да и мама, хотя я глаз с нее не сводила, выглядела абсолютно как всегда и, как всегда, возилась на кухне; волосы аккуратно стянуты на затылке, поверх черного платья фартук.

И все-таки, чтобы колдовство подействовало, нужно время. Вряд ли все могло так быстро измениться, и, наверное, с моей стороны было просто глупо ожидать, что Ру сразу вернется к нам, что мама опомнится и поймет, каков на самом деле Тьерри, что снег пойдет — и все это произойдет за одну ночь. Так что я заставила себя соблюдать спокойствие и даже пошла погулять с Жаном-Лу, но в душе только и ждала, когда же пробьет три часа.

В три часа у могилы Далиды. Ее могилу пропустить невозможно — там скульптура в полный рост, хотя я толком и не знаю, кем была эта Далида — какая-то актриса, наверное.[51]Я чуточку опоздала, и Ру уже ждал меня. Было десять минут четвертого, почти совсем стемнело, и, бегом поднимаясь по ступеням к подножию памятника, я едва различала силуэт Ру — он сидел на соседней могильной плите и сам был похож на надгробие, совершенно неподвижный, в длинном сером пальто.

— Я уж думал, ты не придешь.

— Извини, что опоздала. — Я обняла его. — Понимаешь, мне от Жана-Лу нужно было отделаться.

В ответ на мои слова он усмехнулся.

— В твоих устах это звучит довольно зловеще. Он кто?

Я объяснила, испытывая легкое смущение:

— Один мой школьный приятель. Он очень любит это место. И с удовольствием здесь фотографирует. Надеется когда-нибудь встретить здесь настоящее привидение.

— Ну что ж, место он правильно выбрал, — сказал Ру. И посмотрел на меня. — Итак. Что происходит?

Ничего себе! Я даже не знала, с чего начать! Столько всего случилось за эти несколько недель, и потом…