после того как я специально попросила сделать это наедине?

Он наклоняется и нежно целует меня.

Целую его в ответ, чувствуя себя смелой и неприкасаемой одновременно. Содержимое коробки вываливается вперед, когда Зейн прижимает меня к столу и целует так, будто от этого зависит его жизнь. Грубость его ласк переходит в мягкий, нежный поцелуй.

— Мм…

Наши губы разъединяются с треском, от которого по моей коже бегут мурашки.

Зейн смотрит на меня сквозь прикрытие глаза.

— Откуда столько энергии? Я думал, что утомил тебя этим утром.

В груди разливается тепло, когда я вспоминаю, какими были мои губы, когда я будила Зейна этим утром. После того как он согласился работать на якудзу вместе со мной, я почувствовала особую благодарность и… отдачу.

Улыбаясь, я обнимаю его за шею.

— Мне еще нужно официально поговорить с заместителем директора, но я оставила свое заявление об уходе на его столе.

— И? — Он изгибает идеальную темную бровь.

— И это означает, что технически я больше не учитель в Redwood Prep.

— Это такое облегчение?

Я прижимаюсь носом к его носу.

— Я могу быть твоей сводной сестрой, но я больше не твой учитель. И да, это очень приятно.

— А для тебя это важно? То, что мы сводные брат и сестра?

— Это немного неловко. — Я пожимаю плечами.

— А что, если я скажу тебе, что твоя мама предложила развестись с моим отцом, если я порву с тобой?

Мои глаза расширяются.

— Когда?

— Некоторое время назад.

— Я не могу представить, чтобы мама отказалась от своего статуса только ради того, чтобы держать нас врозь.

— Вот как сильно она тебя любит. — Зейн проводит пальцем по моим губам. — Ты не думала о том, чтобы… может быть… поговорить с ней?

Я напрягаюсь и отворачиваюсь.

Он наклоняет мое лицо к своему.

— Это было просто предложение.

— Мама никогда не примет нас.

— Грейс, — Зейн опускает коробку и прижимает меня к себе, — я люблю тебя. Я люблю тебя всем своим существом. Это значит, что я хочу, чтобы у тебя было все, чего ты только можешь пожелать. Все. Это не должен быть я или она. Это не та жизнь, которую я хочу для тебя.

— Но сейчас меня устраивает именно такая жизнь. — Я улыбаюсь. — Правда.

— Сначала якудза, теперь твоя мама. Я боюсь, как ты удивишь меня дальше.

— Приготовься.

— О-о-о.

— Забудь об этом.

— Расскажи мне.

— Это, как сказали бы мои ученики, «кричаще».

— Теперь я действительно заинтригован. — Он кладет обе руки по обе стороны от меня. — Грейс Элизабет Кросс, либо ты сейчас же скажешь мне, чего ты хочешь, либо я положу тебя на этот стол и использую вон ту линейку, чтобы преподать тебе урок.

Я дрожу от восторга.

— Не искушай меня. — Он смеется. — Я бы хотела хотя бы раз почувствовать, каково это, если бы я не была твоим учителем, сводной сестрой или кем-то еще. Если бы я была просто девушкой, которую ты встретил в школе, и я была влюблена в тебя, и ты тоже был влюблен в меня.

— И все?

Мои брови взлетают вверх. Почему он говорит об этом так просто?

— Пойдем, — говорит Зейн.

Он тянет меня за собой и ведет в зону находок, где велит мне надеть школьную форму.

Я чувствую себя крайне неловко, снова надевая школьную форму после шести лет учебы… пока Зейн не снимает с меня юбку и не показывает мне, что в мире есть гораздо лучшие чувства, чем неловкость.

Взявшись за руки, мы идем в библиотеку, где Зейн кладет руки на книжную полку над моей головой и целует меня.

Он ведет меня на футбольное поле, где снова целует.

Наконец я захожу в печально известную комнату для частных тренировок «The Kings», где Зейн усаживает меня к себе на колени и…

— Вот что значит встречаться в восемнадцать лет? Просто… — Я выдыхаю, когда он покусывает мое ухо и проводит руками по моим бедрам. — Целоваться?

— Мы не просто целовались в разделе романтики, — говорит он, посасывая палец, чтобы доказать свою точку зрения.

По моему позвоночнику пробегает электрический разряд.

Зейн хихикает — темный и грязный звук, который напоминает мне о книжных шкафах, давящих мне на спину.

Я убираю локоны с шеи, чувствуя жар и покраснение.

Зейн прижимается к моим губам еще одним крепким поцелуем, а затем опускает меня на колени.

— Скоро начнутся занятия в школе. Тебе стоит проверить, в кабинете ли сейчас директор.

— Да.

Я тяжело вздыхаю и ухожу, чтобы выполнить последнее задание.

Разговор с заместителем директора оказывается таким же напряженным, как я и ожидала.

Он с суровым выражением лица протягивает мне через стол мое заявление об уходе.

— Спасибо, что… поступили как лучше.

Наблюдая за его неодобрительным взглядом, чувствую, что если бы я не подала заявление об уходе до начала занятий сегодня утром, меня бы уволили в обычное рабочее время.

— Я оформлю заявление об уходе немедленно.

Он отряхивает край документа, словно тот грязный.

— Понятно.

Я киваю.

— Мисс Джеймисон, — лицо заместителя директора серьезное, — я не люблю конфронтации, а теперь, когда вы еще и замужем за представителем семьи Кросс, у меня еще больше причин тщательно подбирать слова. Однако я вынужден попросить вас ради безопасности всех учеников Redwood Prep и ради нашего внутреннего отчета… — Я затаила дыхание, ожидая. — Вы и мистер Зейн Кросс… были связаны до того, как ему исполнилось восемнадцать? — На его лице проступает румянец. — И что-нибудь из ваших… отношений происходило в этой школе?

— Нет, ему было восемнадцать, когда мы… — я прочищаю горло. — А что касается второго вопроса, то я не буду на него отвечать.

— Даже если вы не ответите мне, вам, возможно, придется ответить полиции, если петиция родителей наберет достаточно подписей. — Моя спина напрягается, но я готова и к такому. — Понятно, что родители и персонал в ужасе, узнав, что вы не только встречались с учеником, пока он учился в Redwood Prep, но и вышли за него замуж. Они считают, что вы переступили черту закона.

— Зейну восемнадцать, так что никакие законы не были нарушены.

Вице-директор поджимает губы.

— Мисс Джеймисон, если ваша единственная защита заключается в том, что ваш поступок технически законен, насколько сильна эта защита? — Он качает головой. — Если бы вы были учителем-мужчиной, который сделал бы это с ученицей, независимо от того, было ей восемнадцать или нет, возмущение было бы немедленным и яростным. Вы бы не стояли здесь, такой спокойной и незатронутой. И мир… мир не провозгласил бы вас героем, потому что вы отомстили