— Охотно признаю в вас поэта, мой друг, и если потребуется моя рекомендация для вступления в рыцари, можете на нее смело расчитывать.

— Вот спасибо, но я за время нашей беседы как-то передумал в лы-ы-ы-ыцари. Прекрати хрюкать, полуборода, прояви к сэру коменданту сочувствие.

— И правда. Может, мы лучше Бинго настропалим устно пересказать ваши устремления, сэр комендант?

— Про меч пусть лучше напишет. Это же придется в наглядных образах, а после моего меча, — гоблин потыкал пальцем в сторону Рансера, у седла которого немереной оглоблей висел именитый прузенский клинок, — всякое впечатление будет смазано. Так, о музыке, о мечах… надо воспеть ейную красоту!

— Превосходная мысль! Диктуйте, я запомню.

— Да я ж ее не видал. Ты хоть опиши, чтоб было за что зацепиться.

— Она… о, она такая… такая…

— Сиськи есть?

— Сэр Бингалахад!..

— Есть?!

— Есть, разумеется, но…

— Пиши про сиськи.

— Да как же такое можно?!

— Очень хорошо можно. Ну, типа: «Если мне суждено быть подавленным грудью рухуджийского солдата, то согласен только на вашу!»

— Да ты и впрямь поэт, а с виду и не скажешь, — подивился Торгрим. — Это чё, вот так ты с кузнечихами и договариваешься?

— Не надо о кузнечихах. У нас ответственное занятие, а из тебя похабель лезет. Тут некоторые есть пытаются!

— Какое великое счастье миру, что ты неграмотен! Сколько бы иначе несчастных дев вверг в заблуждение своей изящной словесностью, за которой на поверку такое мурло скрывается[17].

— Грамота — костыль для лы-ы-ы-ыцарей. А наше щасте на бумаге не выпишешь. Глазомер, быстрота, натиск… и опять быстрота, пока дрова колоть и воду носить не приставили.

— Не забыть бы все это. — Лукас озадаченно перебрал в уме перечисленные абзацы, проникаясь все большим уважением к зеленому безобразнику, походя разрешающему проблемы, для рыцаря непреодолимые. — Бегу писать. Вы уверены, что это, про грудь, не слишком… фривольно?

— Настолько не слишком, что я б добавил чего-нибудь про другие части.

— Сэр Бингалахад, независимо от исхода дела, мне еще жить с такой репутацией.

— С какой — такой? Что, мол, грамотный? Я ж говорю, мешок — лучший вариант.

— Ладно, будем считать, для первого раза достаточно. Бегу! Марк, выдай сэру Бингалахаду лук, какой ему понравится, и если еще в чем-то нуждаетесь — не стесняйтесь, берите, у нас запасов достаточно.

— Пеорский возьмете? — Вялый интендант, давно уже наблюдавший во все глаза за небывалым оживлением коменданта, повел рукой в сторону предмета, который легко можно было бы принять за оглоблю в руку толщиной.

— Вот спасибо, нам лук бы, а не катапульту.

— Это лук? — не поверил Торгрим. — Да он же прямой, не изогнутый даже!

— Это лук и есть, с самых наших Железных Гор. У пещерных орков единственное развлечение, оно же смысл жизни, — стрелять из таких удрючищ. Изогнутым он становится, когда ты его… гм… изогнешь и тетиву нацепишь.

— И далеко стреляет?

— Говорят, что на лиги. Я лично ни разу его и наполовину растянуть не смог, силенки не те. Пеоры, они всю жизнь спину качают, в чем другом слабы могут быть, но только не в этом.

— Ты там посмотри нам чего попроще, уважаемый! Вот, к примеру, от тех же наших лесных братьев поделку — отличные композитники делают, твою вот, полуборода, кольчугу прошибет за милую душу… это так, чтоб разговор поддержать, не парься.

— Есть и такой. — Интендант скрылся в палатке, пошурудил там и вынес короткий толстый лук, облицованный рогом. — Насчет кольчуги я б поспорил, раз на раз не приходится, но случись в умелых руках, добавки никому не потребуется. Дать вам бронебойных стрел или обычные клинковые предпочитаете?

— Я б охотничьи взял, если есть, широкие. — Бинго разлапил пальцы, обозначая ширину с полфута. — Мы ж по кольчужным стрелять не собираемся, на то у дварфа топор имеется. А вот зверушку какую подбить на пропитание — милое дело.

— Поищу. — Интендант озадаченно почесал спину. — На складу таких не держим, но вроде у наших разведчиков видел. Еще что-нибудь?

— Шлем бы мне, а то шляпа с головы постоянно падает. — Торгрим с отвращением пихнул положенную на стол капеллину.

— Она с тебя падает, потому что ты меня ею дубасишь без перерыва. Главное, рукавиц железных ему не давайте!

— А что, есть рукавицы? Я бы взял.

— Молчу, молчу, пока про шпоры не проболтался.

Колбаски вскоре кончились, Бинго доразлил остатки местного варева и, покуда делать было нечего, улегся всем фронтом на стол. Толком передохнуть после кораблекрушения им не удалось — едва отбившись от команды подожженного тендера, Торгрим сразу погнал его через лес, где лошадей пришлось вести под уздцы. Несмотря на то что солнце было отлично видно, им довелось заплутать, — впрочем, на иное никто и не расчитывал. Если бы не леший, сунувшийся к ним на привале покопаться в сумках, и не узнали бы, где тут что; хорошо хоть, не подвело коммуникативное умение, подкрепленное свирепой Торгримовой рожей, — лесной дух доходчиво объяснил, куда идти, а на третий раз даже перешел с анатомических координат на географические и вывел на неприметную тропку. Ночь тем не менее пришлось провести в лесу, и поспать особо не удалось — выли волки, а зажигать костер Торгрим из суеверного ужаса перед гоблинскими пиротехническими способностями запретил. Трижды приходилось бегать за маленькой лошадкой, которая порывалась умчаться в чащу, хотя и была привязана. Бинго все же прикорнул на пару часиков, а железный Торгрим так и просидел, пережидая самую темень, на своем верном тюке, без устали дымя трубкой и чиркая точилом сперва по топору, а потом и по мечу Бингхама, которого, надо отметить, одного хватило бы на неделю работы. Едва начало рассветать, как дварф снова поднял поредевший отряд в путь, и вот к полудню удалось добраться до заставы с дружелюбным, хотя и озабоченным комендантом. Бинго подумал было задержаться здесь до завтра, отоспаться и отожраться, а заодно войти в доверие, выпросить все, что отдадут добровольно, и спереть все остальное, но, услышав о заставе на рухуджийской стороне, поколебался в своем намерении. Можно ведь и там, у них, тоже пообщаться, тем более если у них командир — приятная тетенька. Правда, как еще она отреагирует на послание от здешнего лы-ы-ы-ыцаря. Может ведь и погнать взашей, если, к примеру, он пишет так же коряво, как говорит, а она из тайной секты граммар-наци и примет каждую неверную буковку за личное оскорбление.