Дети зааплодировали и чокнулись с ним минералкой.

Потом были куриные котлетки «деваляй», десерт и безалкогольное шампанское, потом Славик пригласил Катю танцевать (саксофон играл отвратительно), а Маринка и Курт остались за столом, увлеченные десертом: свежей клубникой, покрытой шапкой взбитых сливок.

Только после одиннадцати Курт с идиотски счастливым лицом расплатился с официантом кредитной картой. (У Славика при этом словно камень свалился с души.)

— Я хочу спать, — заявил Курт, поднимаясь из-за стола. — О! — он заулыбался. — Надо немного отпустить…

Никого не стесняясь, он задрал полу пиджака и отпустил на несколько дырочек свой брючный ремень.

— Теперь хорошо.

Дети проводили Курта до гостиницы и распрощались, пообещав утром за ним заехать.

— Завтра я плыву четыреста метров и беру золотую медаль, потом прыгаю с шестом и беру другую, — пообещал немец. — Ауфвидерзеен.

Потом Маринка пошла домой одна, а Славик отправился провожать Катю.

Международный скандал?.. — В какие куклы играет майор Мракобесов. — Мальчик или подопытный кролик?

Дети закончили рассказывать о том, что сами знали, и в кабинете наступила тишина. Генерал Потапов и майор Мракобесов смотрели на них во все глаза. Затем Потапов казенным голосом проговорил на одной ноте:

— Подите вон и ждите в приемной.

Как только дверь закрылась, генерал вскочил с места и заходил по кабинету.

— Мракобесов, я убью этих детей, я не могу больше с ними возиться. Убью и сам застрелюсь из табельного оружия. Теперь они еще втянули дочку губернатора. Ты понимаешь, что это значит?

Мракобесов молча курил.

— Ты понимаешь, что это значит?! — наклонившись, закричал Потапов ему в лицо.

— Ну, так… — рассеянно отвечал Мракобесов, задумавшийся о чем-то своем.

— Так вот я тебе скажу сейчас, что будет: международный скандал, бойкот, экономические санкции, железный занавес!..

— Ну-ну, — очнулся Мракобесов. — Это вы чересчур загнули.

— Чересчур? А как тебе нравится такая картинка: губернатор руками своей малолетней дочери выводит из игры самого перспективного спортсмена. Да как только эта пакость просочится в СМИ, половина участников разъедется по домам. Позор будет на весь мир, еще хуже, чем в 80-м!

— Знаем только мы двое. А детей надо изолировать.

— Изолировать? Это как?

— Надо подумать.

— Хорошо, допустим, во избежание международного скандала мы, с согласия губернатора, спрячем детей от репортеров. Но ведь были и другие свидетели, есть, в конце концов, сам пострадавший, которому вы никак не заткнете глотку!

— Курт будет молчать.

— Это еще почему?

— Скоро вам все станет понятно из доклада лейтенанта Яблочкина.

— Допустим. Но другие — повар, официант? У них было достаточно времени, чтобы растрепать о вчерашнем направо и налево.

— У них не было времени, — спокойно возразил Мракобесов. — И повар и официант уже у меня и дают показания. Лично мне все представляется нелепой случайностью. — Он включил один из мониторов, и Потапов с ужасом увидел пыточную камеру, в которой на дыбе, в отблесках пламени с заломленными за спиной руками висели две голые окровавленные фигуры. Палач в красном колпаке и клеенчатом фартуке делал свое дело, зажав в клещах раскаленное до красна железо.

Потапову показалось, что в нос ему ударил запах паленого мяса, и он отрывисто приказал «уберите!». Затем распахнул окно и долго смотрел перед собой.

Мракобесов выключил монитор.

— Да, генерал, я думаю, что в их действиях не было никакого злого умысла, но сейчас они готовы признаться в том, что убивали людей и кормили посетителей человеческим мясом.

— Мракобесов, — генерал Потапов наконец обрел дар речи.

— Да, я вас внимательно слушаю, генерал.

— Сегодня же вы пойдете под трибунал. А затем я уйду в отставку.

— Вы это серьезно?

— Более чем. Я откладывал это решение, полагая, что так будет лучше для пользы дела. Однако то, что я сейчас увидел, не дает мне права ни дня более находиться в должности руководителя Петербургской милиции. Гражданин майор, вы арестованы.

— Нет, не так. Это вы уйдете в отставку, генерал, а я сяду на ваше место.

Потапов медленно обернулся, одновременно расстегивая кобуру с табельным орудием.

В кабинете никого не было.

Значит, он ослышался? Но, может быть, не было и никакой пыточной камеры? Ему сегодня же необходимо обратится к врачу; возможно, сказывается переутомление последних дней.

В кабинет без стука просунулся чрезвычайно взволнованный секретарь:

— Михал Михалыч! — выкрикнул он. — Яблочкин на связи!..

* * *

Тем временем Мракобесов спустился в Секретный отдел, прошел по пустым коридорам, по гремучим железным ступенькам спустился еще ниже, в котельную, миновал еще один коридор, темный и обшарпанный, остановился и навалился плечом на тяжелую дверь пыточной камеры.

В дыму и в чаду, в отблесках пламени, на дыбе висели замученные повар и официант ресторана «Разгуляй».

Мракобесов натянул кожаные перчатки, вынул из кармана изящный перочинный ножик с перламутровой ручкой и приблизился к несчастным вплотную.

— Что говорят?

— От всего отказываются, патрон.

— От чего именно?

— Говорят, что никого не травили. Шкуры с них надо содрать, тогда признаются.

— Чем кормили немца? — спросил Мракобесов, обращаясь к официанту.

— Солянка сборная, котлеты деваляй, десерт, — прошептал официант.

— Громче!

— Не могу… голос…

— Они оба голос сорвали, патрон, — объяснил палач.

— Ну так нечего было орать. Что пили?

— Минеральная вода, безалкогольное шампанское.

— Отраву куда сыпали в воду или в закуску?

Официант заплакал.

— Надо еще часок с ними поработать, — сказал палач, разогревавшим в пламени стальной прут. — Хотя если честно, патрон, то или они сознаются сразу, или начинают на себя наговаривать.

Мракобесов шагнул к повару, двумя пальцами широко раскрыл ему глаз и поднес к зрачку острие перочинного ножа:

— Теперь соображай быстро. Чем немец мог травануться, что ты в котлеты подмешал, падла? Какую тухлятину на фарш пустил?

— Солянка… — выговорил повар сквозь начавшие душить его рыдания. — Котов…

— Что? Кошку на мясо разделал?!