* * *

Блестящий черный «Паккрад 180», ревя своим мощным шестилитровым мотором и тараня радиаторной решеткой густой июльский воздух, промчался по широкой улице Горького, выскочил на Охотный Ряд, затем на Красную площадь, прямо к Московскому Кремлю. Перед Лобным местом вырулил направо, подкатил к Спасским воротам и резко затормозил, взвизгнув тормозами. Офицеры охраны Кремля подбежали, посмотрели в окна, узнали пассажира, козырнули и, не требуя предъявления никаких документов, пропустили автомобиль внутрь.

Вот и старинное крыльцо с железным навесом, у которого «Паккард» остановился. Подбежал офицер охраны, распахнул дверь лимузина, из которой выбрался полноватый человек в шляпе и пенсне, круглые поблескивающие стекла которых еще больше подчеркивали близкое расположение к переносице его темных восточных глаз, поднялся по ступеням, вошел внутрь. В вестибюле снял шляпу, обнажив большую лысину, и прошел в лифт, который поднял его наверх, на второй этаж. Через небольшой проходной зал и широкий коридор человек подошел к массивной двери, перед которой стояли два караульных офицера в ладно сидевших мундирах с золотыми погонами на плечах и блестящих хромовых сапогах. Также, не проверяя документов, они отдали ему честь и распахнули перед прибывшим тяжелые створки. За дверью располагалась просторная приемная с массивными стульями по стенам и большим столом, заваленным иностранными газетами. Здесь его встретили еще два полковника из кремлевской охраны, которые открыли перед ним последнюю дверь в кабинет.

Большая комната со сводчатым потолком и тремя окнами выходила во двор. Белые стены, облицованные в рост человека светлыми дубовыми панелями с вставками из карельской березы, и дубовые двери придавали всему помещению ощущение серьезности и основательности. Справа от входа можно было заметить стеклянную витрину с чьей-то гипсовой маской, очевидно, посмертной, слева – напольные часы в футляре из черного дерева с перламутровыми инкрустациями. Вдоль всей левой стены стоял длинный стол, покрытый зеленым сукном. По ковровой дорожке, ведущей через весь кабинет к письменному столу, на котором не было ничего лишнего: только телефон, перьевая ручка, чернильница, графин с водой, стакан с чаем и пепельница, неторопливо похаживал невысокий, грузный пожилой человек в полувоенном френче, с густыми седыми усами и курил трубку, держа ее в полусогнутой левой руке.

– Ну что, Лаврентий, – не утруждая себя приветствием и лишь слегка взмахнув в сторону вошедшего дымящейся трубкой, сказал он по-русски, но с характерным грузинским акцентом, не покидавшим его до конца дней, – ты нашел то, что я просил?

– Да, товарищ Сталин, нашел, – ответил Лаврентий Берия – народный комиссар внутренних дел и заместитель хозяина кабинета на посту главы правительства. Как и Сталин, по национальности он был грузин, но разговаривали они между собой в основном по-русски. Он протянул Сталину папку с документами. Тот взял ее, уселся за стол и, неторопливо покуривая трубку, стал читать. Берия, не смея садиться в присутствии хозяина, продолжал стоять возле стола.

– Что ты стоишь, Лаврентий? Телеграфный столб проглотил? – удивленно посмотрел на него Сталин. – Садись куда-нибудь, в ногах правды нет. А вот есть ли правда в твоей папочке, а? – с легкой усмешкой добавил он.

– Честно говоря, не могу за это поручиться, товарищ Сталин. Это ведь было почти двадцать лет назад, и вообще какая-то странная история: Тибет, этот колдун седобородый Рерих, и с какого-то боку рядом с ними сумасшедший чекист Блюмкин. Он и составил этот отчет. Вполне мог понаписать туда всякой чепухи, чтобы оправдать затраты на экспедицию. То, что он там наплел, наверное, понравилось бы какому-нибудь Жюлю Верну или Герберту Уэльсу, но я, конечно, ему совсем не верю.

– Эх, Лаврентий, Лаврентий, вот уж правду говорят, молодо-зелено, – продолжая одновременно читать, обронил вождь. – Я тебе так скажу: напрасно мы в двадцать девятом шлепнули этого Яшку Блюмкина. Он, правда, расстрел заслужил, якшаясь с этим английским выкормышем Троцким, но ведь талантливый был мерзавец! Как он ловко в восемнадцатом году укокошил этого германского посла Мирбаха, любо-дорого: бах-бах, и поминай, как звали. А кто создал из ничего советскую резидентуру на Ближнем Востоке, а потом еще вдобавок – персидскую Красную армию и персидское большевистское правительство? Тоже он… Нет, зря расстреляли! Сейчас бы ему за такие подвиги Героя Советского Союза дать полагалось. И в Тибет эту экспедицию они организовали не зря, совсем не зря. Вместе со своим начальником Глебом Бокием и с санкции Дзержинского. У них там, в ОГПУ, разведке нашей тогдашней, был такой секретный, якобы дешифровальный, «кри-пто-графический» отдел, – иронично протянул по слогам Сталин как бы сложное для него слово. – На самом же деле они занимались многими такими вещами, о которых и теперь никому, кроме, пожалуй, нас с тобой, и знать-то не положено. А, Лаврентий?

– Да, но вот он пишет, что далай-лама показал ему какой-то город богов в подземельях под дворцом Поталы. Там Блюмкин якобы видел машину «ваджра», которой было, по словам буддийских монахов, десять тысяч лет и которая могла превращать золото в порошок жизни, продлевающий ее на сотни лет. Затем монахи рассказали ему, что на Земле до нас уже было пять погибших от всяких катаклизмов цивилизаций, и скоро должен произойти новый потоп, потому что полюса изменят свое местонахождение. Это же бред какой-то!

– А еще Блюмкин пообещал далай-ламе поставки советского оружия, чтобы обороняться от наседавшего на тибетцев Китая, и крупный кредит золотом, – в тон ему продолжил Сталин. – А за такое я тебе, Лаврентий, любой подвал в Кремле покажу и Царь-пушку подарю в придачу. А чтобы все это побыстрее прибыло в Тибет, монахи поведали ему о грядущем скоро Армагеддоне. Мол, поспешите, а то поздно будет… Но вот тут есть одна зацепочка, которая все переворачивает и заставляет взглянуть на дело другими глазами. И даже две.

– Какие, товарищ Сталин?

– Первое. Блюмкина ведь поставили к стенке не только за связь с Троцким. В двадцать девятом году он в Германию ездил и, как доложила наша резидентура, передал немцам копию вот этого самого отчета о советской экспедиции в Тибет.

А меньше чем через год немцы послали туда свою крупную экспедицию, причем снарядила ее «Аненэрбе». Ты знаешь о ней, это такой институт оккультный у Гитлера. Что-то такое они из Тибета привезли, во всяком случае. Помнишь, нам сообщали, что в Германии появились какие-то загадочные буддистские монахи, которых видели в «Аненэрбе» и в охране Рейхсканцелярии. Мы тогда этому не поверили, однако… Второе. Я еще в прошлый раз для себя отметил, когда читал отчет Блюмкина в двадцать шестом году, но только значения не придал – уж больно темным мне тогда это место показалось…

– Что? – живо спросил Берия.

– Он вскользь упоминает, что один из тибетских монахов, знаменитый своими предсказаниями, предрек ему, что в недалеком будущем судьба великой войны и всего мира будет решена тремя сильнейшими, собравшимися в его стране, причем на земле, которая одновременно есть и остров, и не остров.

– Не понимаю, товарищ Сталин, хоть убейте: как это «и остров, и не остров»? И кто такие эти «сильнейшие»?