Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй неизвестный. Кто там танцует?
Зоя. Это мои гости. Запомните, мы не причастны к убийству. Это китаец и Аметистов.
Первый неизвестный. Спокойно, гражданочка. (Идет к дверям, открывает их.) Ваши документы, граждане.
Темно. Свет. Появляется Первый неизвестный — сидит за столиком. Второй неизвестный осматривает комнату, Третий неизвестный стоит у дверей, курит. Из дверей, ведущих в спальню, тихонько появляется Портупея, входит в гостиную, удивлен.
Первый неизвестный. Вам чего, гражданин?
Портупея. Довольно странно. Это я могу спросить, вам чего здесь, в квартире? Я председатель домкома.
Первый неизвестный. А-а-а. Очень приятно.
Портупея. Мне Зою Денисовну.
Второй неизвестный. Сейчас. (Уходит.)
Потом возвращается с Зоей и Абольяниновым. Оба они бледны, молчаливы, Зоя держит за руку Абольянинова. Портупея поражен.
Ну чего хотел сказать Зое Денисовне?
Портупея (учуял что-то неладное). А вы кто такие, товарищи, будете?
Первый неизвестный. Гуся знал?
Портупея. Как же, они у нас в доме проживают.
Второй неизвестный. Проживали.
Портупея (вздрогнул). Товарищи, я давно замечаю, подозрительная квартира... Завтра хотел сообщить...
Зоя. Мерзавец! Я ему деньги платила! У него и сейчас мои червонцы в кармане!
Портупея попытался проглотить денежную бумажку.
Второй неизвестный (отняв бумажку). Ты что же — дефективный? Червонцы жуешь?
Первый неизвестный. У тебя под носом Гуся режут, а ты червонцами закусываешь!
Портупея (упал на колени). Товарищи! Я человек малосознательный!.. (С пафосом.) Товарищи, принимая во внимание мою темноту и невежество, как наследие царского режима, считать приговор условным!.. Что такое говорю, и сам не понимаю...
Первый неизвестный. Ну ладно, подымайся. (Зое.) Надевайте пальто, мадам, пора ехать.
Портупея громко рыдает.
Не рыдай. Вместе поедем.
Зоя. Имейте в виду (указывает на Абольянинова), что мой муж болен! Уж вы не обижайте его...
Первый неизвестный. Его в больницу поместят...
Зоя. Прощай, прощай, моя квартира!
Абольянинов. У меня мутится рассудок... Смокинги... кровь... (Второму неизвестному.) Простите, пожалуйста, я хотел вас спросить, отчего вы в смокингах?
Второй неизвестный. А мы в качестве гостей к вам собирались.
Абольянинов. Простите, пожалуйста, к смокингу ни в каком случае нельзя надевать желтые ботинки.
Второй неизвестный (Первому неизвестному). Говорил я тебе.
Занавес
Бег. Восемь снов. Пьеса в четырех действиях[88]
Бессмертье — тихий, светлый брег;
Наш путь — к нему стремленье.
Покойся, кто свой кончил бег!..
Действующие лица
Серафима Владимировна Корзухина — молодая петербургская дама.
Сергей Павлович Голубков — сын профессора-идеалиста из Петербурга.
Африкан — архиепископ симферопольский и карасу-базарский, архипастырь именитого воинства, он же химик Махров.
Паисий — монах.
Дряхлый игумен.
Баев — командир полка в конармии Буденного.
Буденновец.
Григорий Лукьянович Чарнота — запорожец по происхождению, кавалерист, генерал-майор в армии белых.
Барабанчикова — дама, существующая исключительно в воображении генерала Чарноты.
Люська — походная жена генерала Чарноты.
Крапилин — вестовой Чарноты, человек, погибший из-за своего красноречия.
Де Бризар — командир гусарского полка у белых.
Роман Валерьянович Хлудов.
Голован — есаул, адъютант Хлудова.
Комендант станции.
Начальник станции.
Николаевна — жена начальника станции.
Олька — дочь начальника станции, 4-х лет.
Парамон Ильич Корзухин — муж Серафимы.
Тихий — начальник контрразведки.
Скунский, Гурин — служащие в контрразведке.
Белый главнокомандующий.
Личико в кассе.
Артур Артурович — тараканий царь.
Фигура в котелке и в интендантских погонах.
Турчанка, любящая мать.
Проститутка-красавица.
Грек-донжуан.
Антуан Грищенко — лакей Корзухина.
Монахи, белые штабные офицеры, конвойные казаки белого главнокомандующего, контрразведчики, казаки в бурках, английские, французские и итальянские моряки, турецкие и итальянские полицейские, мальчишки турки и греки, армянские и греческие головы в окнах, толпа в Константинополе.
Сон первый происходит в Северной Таврии в октябре 1920 года.
Сны второй, третий и четвертый — в начале ноября 1920 года в Крыму.
Пятый и шестой — в Константинополе летом 1921 года.
Седьмой — в Париже осенью 1921 года.
Восьмой — осенью 1921 года в Константинополе.
Действие первое
Сон первый
...Мне снился монастырь...
Слышно, как хор монахов в подземелье поет глухо: «Святителю отче Николае, моли Бога о нас...» Тьма, а потом появляется скупо освещенная свечечками, прилепленными у икон, внутренность монастырской церкви. Неверное пламя выдирает из тьмы конторку, в коей продают свечи, широкую скамейку возле нее, окно, забранное решеткой, шоколадный лик святого, полинявшие крылья серафимов, золотые венцы. За окном безотрадный октябрьский вечер с дождем и снегом. На скамейке, укрытая с головой попоной, лежит Барабанчикова. Химик Махров, в бараньем тулупе, примостился у окна и все силится в нем что-то разглядеть... В высоком игуменском кресле сидит Серафима, в черной шубе. Судя по лицу, Серафиме нездоровится. У ног Серафимы на скамеечке, рядом с чемоданом — Голубков, петербургского вида молодой человек в черном пальто и в перчатках.
Голубков (прислушиваясь к пению). Вы слышите, Серафима Владимировна? Я понял, у них внизу подземелье... В сущности, как странно все это! Вы знаете, временами мне начинает казаться, что я вижу сон, честное слово! Вот уже месяц, как мы бежим с вами, Серафима Владимировна, по весям и городам, и чем дальше, тем непонятнее становится кругом... Видите, вот уж и в церковь мы с вами попали! И знаете ли, когда сегодня случилась вся эта кутерьма, я заскучал по Петербургу, ей-богу! Вдруг так отчетливо вспомнилась мне зеленая лампа в кабинете...
Серафима. Эти настроения опасны, Сергей Павлович. Берегитесь затосковать во время скитаний. Не лучше ли было бы вам остаться?
Голубков. О нет, нет, это бесповоротно, и пусть будет что будет! И потом, ведь вы уже знаете, что скрашивает мой тяжелый путь... С тех пор как мы случайно встретились в теплушке под тем фонарем, помните... прошло ведь, в сущности, немного времени, а между тем мне кажется, что я знаю вас уже давно-давно! Мысль о вас облегчает этот полет в осенней мгле, и я буду горд и счастлив, когда донесу вас в Крым и сдам вашему мужу. И хотя мне будет скучно без вас, я буду радоваться вашей радостью.
Серафима молча кладет руку на плечо Голубкову.
(Погладив ее руку.) Позвольте, да у вас жар?
Серафима. Нет, пустяки.
Голубков. То есть как пустяки? Жар, ей-богу, жар!
Серафима. Вздор, Сергей Павлович, пройдет...
Мягкий пушечный удар. Барабанчикова шевельнулась и простонала.
Послушайте, madame, вам нельзя оставаться без помощи. Кто-нибудь из нас проберется в поселок,