Начальник тайной полиции сидел в стороне, предпочитая не вмешиваться в политические разговоры. Его делом было выследить и изловить преступников, а размышлять над последствиями он не собирался, предпочитая предоставить это почетное право министру юстиции и министру двора.

Король также больше был занят тем, что слушал барона де Бретейля и господина де Миромениля.

— Одно неприятное для нас последствие является очевидным с самого начала, — сказал министр юстиции. — На защиту кардинала немедленно поднимется церковь. Учитывая влияние во Франции святого престола, я могу предсказать, что личный друг великого капеллана Франции папский нунций в Париже немедленно выразит протест святого престола по поводу расследования. Естественно, все что раздуют газеты, а в каждой церкви, с каждой кафедры будут читать проповеди о том, что кардинал де Роан страдает за веру или что-нибудь еще в этом роде. В общем, из него обязательно попытаются сделать мученика.

Король вяло поднял голову.

— Это опасно для нас? — спросил он. Господин де Миромениль неопределенно пожал плечами.

— Не знаю… Не думаю… Если в руках у нас будут неоспоримые доказательства причастности кардинала к афере с бриллиантовым ожерельем, выразившиеся в подделывании подписи ее величества королевы Мариина эту шумиху. Если же твердых доказательств нет, то мы окажемся в полжении прокуратора Иудек Пилата. Вот это по-настоящему опасно. По-моему, главное в этом деле — не переборщить. Если кардинал виновен, то пусть это определяет суд.

— Кстати, насчет суда… — отозвался барон Бре-тейль. — В каком судебном заседании лучше всего рассматривать дело кардинала де Роана — в обычном или расширенном? Ведь это придется решать вам, господин де Миромениль, как министру юстиции.

Его собеседник надолго задумался.

— Да, это очень важный вопрос… Ну что ж, поскольку дело касается духовного сановника столь высокого ранга, то, очевидно, придется проводить расширенное заседание.

Барон де Бретейль без особого энтузиазма покачал головой.

— Значит, сорок девять судей?..

— Да.

Министр двора тяжело вздохнул.

— Чем больше судей, тем хуже — ведь легче договориться с десятью, нежели с сорока девятью судьями. Министр юстиции был настроен более оптимистично.

— Я постараюсь сделать так, чтобы состав судей был в нашу пользу…

— Ну что ж, попробуйте, попробуйте… — скептически хмыкнул барон де Бретейль. — Признаться откровенно, господа, я не испытываю особого энтузиазма по поводу возможного исхода дела. Меня не покидает такое ощущение, что кому-то окажется очень выгодно подставить королевский двор и использовать любые результаты этого скандала против нас. Особенно будут трепать имя королевы.

Господин де Миромениль кисло взглянул на барона де Бретейля.

— Вы имеете в виду республикански настроенную прессу?

— Да, все эти грязные бульварные листки, на разный лад превозносящие идеи Руссо. Кстати, в последнее время, стали особенно нетерпимыми выступления некоего Ретифа де ля Бретона, который едва ли не ежедневно поливает грязными словами королевский двор и, особенно, ее величество королеву. Необходимо будет срочно разобраться с ним.

Людовик XVI поморщился.

— Только прошу вас, господа, сделайте это тихо, без шума. В последнее время народ Франции очень болезненно переносит деятельность нашей тайной полиции.

Наконец-то, в разговор вступил начальник тайной полиции.

— Мы сделаем это так тихо, что никто не обратит внимания, — вкрадчивым голосом сказал он. — Для этого не понадобится прилагать никаких особых усилий. Правда, господина Ретифа де ля Бретона придется на некоторое время оставить на свободе, а арестуем мы его в тот момент, когда внимание прессы будет отвлечено делом кардинала де Роана. Что же касается самого кардинала, то я завтра же отправлю своим агентам в Риме депешу о необходимости установить особенно пристальное наблюдение за его высокопреосвященством. Наблюдение будет также установлено за его домом в Париже на Вьейдю-Тампль. То же самое касается графини де ла Мотт, как, впрочем, и ее супруга. Насколько мне известно, упомянутая публика принадлежит к кругу людей, довольно часто посещающих салон госпожи де Сен-Жам, проживающей на Вандомской площади.

Барон де Бретейль произнес:

— Это не жена ли господина де Сен-Жама — казначея морского ведомства?

Начальник тайной полиции кивнул.

— Да. Вы правы. Это жена того самого Бодара де Сен-Жама, который уже давно привлекает наше внимание. По-моему, он пытается переплюнуть по роскоши королевский двор, а морское ведомство, тем временем, жалуется на нехватку средств. Между прочим, министерство финансов, отказывая всем прочим ведомствам, с достойной подражания регулярностью, выделяет их только морскому министерству. Маршалу де Кастой можно только позавидовать.

— Еще бы, — миролюбиво отозвался господин де Миромениль, — ведь у него в помощниках сам господин де Ла Файетт.

На лице короля Людовика XVI появилась гримаса неудовольствия.

— Опять этот маркиз де Ла Файетт? Господа, мне неприятно слышать даже его имя.

Начальник тайной полиции торопливо продолжил:

— Итак, наблюдение будет установлено за кардиналом де Роаном, графиней и графом де ла Мотт, госпожой де Сен-Жам и ювелирным домом Бемера и Бассенжа. Возможно, сами ювелиры имеют непосредственное отношение к этому мошенничеству. Думаю, что в ближайшем будущем наблюдения должны дать конкретные ощутимые результаты.

— Когда кардинал де Роан возвращается из поездки по Италии и Германии? — спросил барон де Бретейль.

— Поначалу он собирался вернуться в середине июля, — сказал начальник тайной полиции. — Однако, сейчас, по моим сведениям, его пребывание в Италии затягивается, и, скорее всего, он объявится в Париже не раньше, чем в середине августа. Людовик XVI, несмотря на героические попытки сопротивляться, был близок ко сну. Голова его клонилась все ниже и ниже, глаза постепенно закрывались. Однако, услышав возможную дату возвращения великого капеллана Франции кардинала де Роана в Париж, он встрепенулся.

— Господа, я могу назвать вам с точностью до одного дня, когда кардинал будет здесь, — неожиданно для присутствующих сказал король.

Увидев три изумленных взгляда, направленных на него, Людовик добродушно улыбнулся.

— Это состоится не позже, чем пятнадцатого августа, в день успения Святой богородицы.

Начальник тайной полиции, министр двора и министр юстиции понимающе переглянулись между собой — и без лишних слов было понятно, что хотел сказать король.

Вся Франция знала о том, что пятнадцатое августа был днем рождения ее королевского величества Марии-Антуанетты Французской.

Пятнадцатого августа тысяча семьсот восемьдесят пятого года наступила развязка знаменитого дела с ожерельем, предназначавшимся в подарок для королевы Марии-Антуанетты.