Утром 23 января в Ухане был объявлен карантин. Два дня спустя то же самое случилось еще в пятнадцати городах провинции Хубэй. На следующий день вышел указ, временно приостанавливающий групповые поездки по территории Китая. Однако китайские власти допустили промах с очень далеко идущими последствиями: запрет на групповые поездки в другие страны был издан лишь 27 января, еще три дня спустя, а если некто уезжал из страны в одиночестве, ему никак не препятствовали[1025]. В общем итоге до того, как любые поездки все же были ограничены, Ухань покинуло семь миллионов человек[1026]. Накануне китайского Нового года неведомо сколько инфицированных людей – на тот момент 86 % случаев заражения еще никто не задокументировал[1027] – путешествовали по всему Китаю и по миру, навещая родственников и близких друзей[1028]. Вирус распространялся на автобусах, на поездах, на самолетах[1029]. Но если говорить о Китае, то нигде, кроме провинции Хубэй, число случаев COVID-19 не возрастало в геометрической прогрессии[1030], а в остальном мире – в Европе, в Северной Америке, в Латинской Америке – наблюдался именно экспоненциальный рост. Почему так происходило? Нет, вовсе не потому, что ограничения на поездки между Уханем и остальным Китаем были гораздо строже, чем между Уханем и внешним миром (хотя именно так все и обстояло). Просто в Китае применили немедикаментозные меры: приостановили движение внутригородского общественного транспорта, закрыли школы и развлекательные заведения, запретили массовые мероприятия и посадили на карантин всех, у кого подозревали болезнь или подтвердили ее наличие, – гораздо быстрее, чем это сделали в мире[1031]. Запрет на поездки из Уханя был важен потому, что дал властям других китайских городов самое большее два или три дня, чтобы немедикаментозные меры приняли и там. А потом по всей стране за их соблюдением строго следили районные комитеты Коммунистической партии. Людей не выпускали из домов, иногда намертво заваривая двери подъездов. Была спешно организована национальная система контроля температуры тела и «ручное» отслеживания контактов. И это объясняет, почему в феврале количество случаев в Китае перестало резко расти[1032].

Потоки пассажиров из Уханя до 23 января – дня объявления локдауна. В январе из Уханя в Нью-Йорк и Сан-Франциско отправились девятнадцать самолетов – в основном полных, по данным компании VariFlight. Примерно 85 % зараженных пассажиров прошли незамеченными

Поначалу, в январе и на протяжении большей части февраля, рост случаев заболевания за пределами Китая не был взрывным. Но он таким стал – сперва в Европе, затем в Северной Америке, и это поражало. По данным ВОЗ, Соединенные Штаты считались одной из стран, «наилучшим образом подготовленных» к пандемии[1033]. В Глобальном индексе безопасности в сфере здравоохранения 2019 года США назывались «наиболее подготовленными» вместе с Канадой, Великобританией и рядом других стран[1034]. Но оказалось, что и этот показатель, и рейтинг ВОЗ не имеют никакого значения: на самом деле со сдерживанием пандемии они коррелировали отрицательно. Универсальная система здравоохранения тоже не выступила в роли статистически значимого преимущества: во многих странах, где имелась подобная система, дела обстояли плохо[1035]. В первоначальном, апрельском рейтинге успешного реагирования на пандемию на вершине оказались Израиль, Сингапур, Новая Зеландия, Гонконг и Тайвань, а за ними следовали Япония, Венгрия, Австрия, Германия и Южная Корея[1036].

В США первый случай COVID-19 был зарегистрирован в округе Снохомиш, штат Вашингтон, – заболел 35-летний мужчина, недавно вернувшийся из Уханя; впрочем, он, похоже, никого не заразил. Вирус пришел напрямую из Китая и опосредованно через Европу и Иран[1037]. В марте количество случаев возрастало по экспоненте на всей территории США, хотя особенно много их было на Северо-Востоке, особенно в Нью-Йорке и его окрестностях. По прошествии марта кривые заболеваемости и смертности выровнялись, но все же новые случаи заражения и летальные исходы случались чаще, чем в других развитых странах. За четыре месяца вирус распространился по всем штатам и по более чем 90 % всех округов[1038]. К июню положение в США даже в расчете на душу населения стало намного хуже, чем в Италии, – а Италия была одной из наиболее пострадавших европейских стран[1039].

Ярче всего об эффекте пандемии свидетельствуют такие показатели, как уровень смертности по отношению к численности населения и избыточная смертность, превышающая средний уровень за недавний период. Что касается первого параметра, то США (469 смертей от COVID-19 на миллион человек к 4 августа) справлялись намного хуже, чем Ирландия (357), Канада (237), Австралия (9) и Новая Зеландия (5), но лучше Великобритании (680). Также сильнее, чем США, пострадали Бельгия (850), Испания (609), Италия (582) и Швеция (569), но при этом число новых случаев в Европе к тому времени уже перестало расти (пусть даже только на время). Ситуация со смертностью от COVID-19 в США все больше напоминала то, что происходило в Бразилии (445) или Мексике (372). К середине июля 2020 года в Соединенных Штатах было зарегистрировано примерно 149 тысяч избыточных смертей, что на 23 % превышало среднеисторический уровень. Сходные цифры наблюдались в Бразилии, Нидерландах, Швеции и Швейцарии. (Как сообщали в New York Times, с 1 марта по 25 июля число смертей, превышающих норму, приблизительно составило 219 тысяч[1040]. Впрочем, данные CDC говорят о 205 985 избыточных смертях от всех причин с 1 января по 1 августа, что на 12 % выше общего предполагаемого числа смертей за это время[1041].) Этот показатель был намного выше в Чили (46 %), Великобритании (45 %), Италии (44 %), Бельгии (40 %) и Испании (56 %), причем в Великобритании дела обстояли хуже, чем во всех странах Евросоюза[1042]. Наивысшую избыточную смертность зафиксировали в Перу (149 %) и в Эквадоре (117 %). А некоторые страны (Исландия, Израиль, Норвегия) от избыточной смертности не пострадали. В Германии ее уровень составил 5 %[1043].

Наблюдаемый и ожидаемый уровень еженедельной избыточной смертности в США (все причины), 2017–2020 гг. Примечание: данные за последние недели неполны. Лишь 60 % официальных записей о смерти передаются в Национальный центр статистики здравоохранения США (NCHS) в течение десяти дней со