– С этим понятно, – снова вмешался историк. – Но как вампиры жили при Советах? Особенно начиная с тридцатых годов. Система прописки, власть чекистов и так далее…

– Я все же предпочитаю называться «стриксом», – мягко произнес Паоло. – И настаиваю на этом определении. Слово «вампир» невероятно опошлено с момента изобретения кинематографа… Думаю, не нужно объяснять, что революция и Гражданская война были для нас благодатным временем. Но и потом все шло очень даже неплохо. Мы перебрались в Москву. Конечно, богатство семьи пришлось скрывать, а происхождение мы себе устроили исключительно пролетарское. Все ценности были вывезены за границу и хранились в швейцарских банках. Но власти умели уважать и ценить интеллигенцию, если та не пыталась идти против них. Мой друг Руджеро, например, был доктором, профессором медицины. Прекрасно зарабатывал, знаете ли. Луиджи, наш воин, и карьеру сделал военную – до генерала дослужился.

– А вы? – спросила блондинка, состроив глазки.

– А я служил в НКВД, – ласково улыбнулся ей Паоло. – И тоже был хорошо устроен. Правда, в пятидесятом, при очередной чистке, меня расстреляли. Тогда и пришлось менять документы и уезжать на Дальний Восток. Постепенно сюда перебралась вся семья. Здесь было как-то больше свободы, меньше навязчивого внимания властей. А еще здесь есть то, что так нужно стриксам – туманы, в которых удобно скрываться от людских глаз.

Он провел еще два часа, отвечая на вопросы адептов. Потом каждого из них провели в отдельную комнату, и будущие вампиры получили вожделенный укус.

Ощущая, как тело наполняется новыми, почерпнутыми с кровью адептов, силами, Паоло быстро шагал вниз по лестнице. Юноши и девушки пробудут в запертых комнатах, под наблюдением охраны, еще несколько дней, а выйдут оттуда уже полноценными стриксами, умеющими контролировать свою кровожадность. Он же сейчас, пожалуй, отправится поговорить со своими старейшими последователями. Тем более что Луиджи давно уже зазывал посмотреть новые экземпляры его коллекции…

Граф расстегнул висевший на поясе футляр, достал утюгообразный мобильник:

– Луиджи, ты где?

– У себя, мой господин, – раздался слегка измененный помехами связи голос охранника.

– Жди, сейчас приду в гости.

Как Паоло ни настаивал, верный слуга не желал обзаводиться собственным домом. «Не гоните меня, господин, – говорил он. – Я должен охранять вас. А как это делать на расстоянии?»

Граф махнул рукой и позволил Луиджи жить в его доме. В советские времена приходилось выдавать его за родного брата. Теперь же в холдинге «Лад и Мир» здоровяк числился тем, кем в сущности был всегда, – начальником службы безопасности. Правда, Луиджи сложно было запомнить название новой должности. Он новые имена-то свои заучивал всегда с трудом. Поэтому все норовил по старинке представиться старшим охранником или рыцарем семьи. Пришлось заставить его вызубрить название наизусть, а заодно и отучить обращаться к Паоло на людях «мой господин».

Но наедине охранник упорно продолжал величать графа по старинке. Тот не запрещал. Они кочевали по миру, меняли имена и фамилии, приобретали новых последователей. И только в общении друг с другом могли побыть собой.

Паоло спустился в подвал, остановился перед закрывавшей стену стальной пуленепробиваемой огнеупорной панелью, потянулся к кнопке вызова. Но нажать не успел: панель отъехала сама. На пороге стоял радостно скалящийся Луиджи:

– Господин, как я рад видеть вас в моей берлоге!

Паоло вошел в огромный, ярко освещенный бункер, из которого выходило несколько дверей.

– Руджеро и Джьякопо скоро придут, – сообщил здоровяк.

– Где примешь гостей? – с улыбкой спросил Паоло. – В зале холодного оружия? Или, может, в арсенальной?

– В своей берлоге, – ухмыльнулся Луиджи. – А в арсенальную пойдемте сейчас. Я вам такие штуки покажу!

Оружие было главной страстью здоровяка. С приходом советской власти коллекцию, которую Луиджи любовно собирал более полутысячи лет, пришлось вывезти из России и поместить в хранилище швейцарского банка. Охранник тосковал по саблям, мечам и пистолетам, как влюбленный юноша тоскует по своей избраннице. При новых порядках Паоло решил вернуть преданному слуге его любимую игрушку. Теперь бесценная коллекция располагалась в подвале графского дома, а Луиджи жил при оружейных, каждую свободную минуту созерцая их великолепие.

Граф и охранник прошли через огромный зал, в котором были размещены стойки с невероятным количеством мечей, а по стенам висели палаши, сабли и ятаганы.

– А куда делись кинжалы? – поинтересовался Паоло.

– Под кинжалы я отвел отдельную комнатку, – похвастался на ходу Луиджи. – Небольшую, квадратов пятьдесят…

В следующем зале вольготно расположилось старинное огнестрельное оружие: на стенах висели тяжелые мушкеты и мушкетоны, в специальных подставках стояли неуклюжие аркебузы, а вдоль стены громоздились тяжеленные бомбарды и мортиры.

Содержимое этих двух залов уже тянуло на миллионы долларов, но Паоло знал – главная гордость его охранника находится дальше, за потайной дверью, в сейфовых шкафах. Действующий арсенал – вот самая ценная часть коллекции Луиджи. Сам граф не испытывал особого трепета перед оружием и не был специалистом. Но желая доставить удовольствие преданному слуге, изредка навещал арсенальную, терпеливо выслушивая лекции об оружии.

Стену арсенальной украшал поясной фотопортрет Шварценеггера в натуральную величину. Арнольд в роли Терминатора строго смотрел на вошедших сквозь черные очки, словно бы собирался произнести сакраментальное: «Айл би бэк».

В начале девяностых Луиджи увлекся американскими боевиками. Погони, перестрелки, драки – все это было вполне в его характере. Тогда здоровяк и сотворил себе еще одного кумира. Первым, конечно, был Паоло делла Торре. Вторым стал непобедимый Арнольд. Луиджи просто бредил перекачанным актером. Ежедневно пересматривал фильмы с его участием, особенно трепетно относился к «Терминатору»: выучил его наизусть. Потом начал подражать кумиру: куртка «как у Шварца», очки «как у Шварца», мотоцикл «как у Шварца»… Он хотел даже сделать себе в клинике Руджеро лицо «как у Шварца», но граф запретил. Сказал, человек с такой физиономией будет слишком приметен. Но обещал разрешить спустя полсотни лет, когда Шварценеггер умрет и люди забудут, как он выглядел. «Зачем ему умирать?! – взвыл гигант. – Давайте обратим его! Он великий артист!»

Луиджи в роли фаната, с его трепетностью и чуть ли не влюбленностью бесконечно забавлял Паоло. Способность увлекаться была очень редкой среди стриксов и одновременно необходимой для них. Она давала смысл жизни, а значит, защищала от горячки, гарантировала сохранность разума. Это светлое чувство ничуть не мешало здоровяку отлично выполнять свои обязанности. Поэтому, когда Луиджи особенно успешно разделался с одной надоедливой враждебной группировкой, Паоло в качестве поощрения отправил его в Голливуд и организовал встречу с «великим Шварцем» – его связей хватало на многое.