Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Центр города поднят над Дунаем и поэтому не страшится наводнений. Вдоль берега тянется некоторое подобие городского парка, но это скорее хозяйственный променад, зажатый ж/д одноколейкой и пирсами, над которыми, несмотря на декабрьскую непогоду, медитируют стойкие рыбаки. Дунай уплывает направо бесформенной серой лентой. Набережная вовсе не главный речной объект Русе. Эту роль играет сталинский мост в Румынию, в Джурджу, с центральной подъемной секцией для пропуска больших судов, сооруженный при решающем советском участии в ту эпоху, когда странам народной демократии во что бы то ни стало полагалось демонстрировать взаимную приязнь. С некоторых пор эта переправа уже не называется мостом Дружбы и не является единственной, связывающей румынский и болгарский берега, поскольку между Видином и Калафатом наведен испанскими силами и на болгарско-европейские деньги вантовый ж/б мост “Новая Европа”.
Дружеские отношения Русе и Джурджу отравлял другой социалистический проект – построенный на румынском берегу химический комбинат Verachim, выпускавший на южных соседей ядовитые пары хлора и каустической соды. Этот завод также помогли возвести советские друзья. “С дунайского берега открывается широкая панорама Джурджу, – писал, якобы любуясь рекой из Русе, партийный публицист. – В центральной части города видны контуры цехов и промышленных установок. Строительство завода явилось одним из конкретных воплощений идеи объединения сил двух стран на взаимовыгодной основе”. В этих фразах все вранье, начиная с того обстоятельства, что “широкой панорамы” Джурджу с южного берега не увидеть. А воплощение идеи быстро принесло Русе результат: в одном только 1982 году загазованность воздуха 28 раз двадцатикратно (!) превышала максимально допустимую. Друзья из Русе делились со мной детскими воспоминаниями о нестерпимой вони и школьных уроках, во время которых ученики сидели за партами, прижав к носам влажные носовые платки. Социалистическое содружество едва не задушило город – в буквальном смысле слова; до середины 1980-х, спасаясь от отравлений, Русе покинули не менее десяти тысяч жителей, квартиры в городе продавали за бесценок.
ЛЮДИ ДУНАЯ
ШИШМАНОВЫ
образцовое семейство
Иван Шишманов. 1920 год.
Генеалогия этого богатого видинского рода, как полагают, может быть связана с царским родом Шишмановичей. Под Османами Шишмановы носили фамилию Шишманоглу. Это типичная династия чорбаджи, зажиточных торговцев-христиан, привлекавшихся султанскими властями для работы в административных органах. Корни семейного древа отчетливо прослеживаются с XVIII столетия: Стоян родил Манола, Манол родил Зико, Димитра и Йована, Йован родил Эмануила, а у Эмануила было четыре сына и четыре дочери. Некоторые из них получили австрийское подданство, дававшее защиту от произвола паши, и разъехались по разным городам европейского центра и юго-востока. Лучшие Шишмановы были активными патриотами (такие семьи в Болгарии называют “возрожденческими”): Александр (1812–1892) участвовал в подпольной борьбе, а на склоне лет стал градоначальником Свиштова; Димитр (1833–1875), работавший на ниве просвещения, интересовался литературой и написал свободолюбивую пьесу “Добродетель и злоба”, правда, умер в бедности. Его сын Иван (1862–1928) благодаря помощи Феликса Каница получил образование в Вене, стал крупным философом и литературоведом, одним из основателей Высшего училища в Софии (теперь университет), а в 1903 году дослужился до должности министра образования. Он был женат на дочери украинского общественного деятеля Михаила Драгоманова и представлял интересы Болгарии в Киеве времен гетмана Скоропадского. И. Шишманов редактировал периодический “Сборник народных песен, науки и литературы”, а также исследовал влияние поэзии Тараса Шевченко на болгарскую литературу. Асен Шишманов (1848–1894) – врач-бальнеолог, организатор болгарского общества Красного Креста, политик и филантроп. Еще один Димитр Шишманов (1889–1945), сын Ивана и последний прямой представитель рода, писатель, юрист и дипломат, входил в буржуазное правительство Болгарии военного времени и был казнен коммунистами. Родственник Шишмановых по материнской линии – писатель-классик Алеко Константинов (1863–1897), родом из Свиштова, выпускник Новороссийского университета, автор первого болгарского травелога “До Чикаго и обратно” (1894) и культовой сатирической книги “Бай Ганю” (1895) о похождениях оборотистого и бесцеремонного торговца розовым маслом. Этот сборник фельетонов, написанных с изрядной долей национальной самоиронии, раскритиковал за несерьезность Максим Горький, но в Болгарии книга популярна до сих пор, а ее протагонист Ганю Балканский преобразился в героя анекдотов инженера Ганева. Константинов, выступавший в печати под псевдонимом Счастливец, активно занимался туризмом и просветительством, увлекался политикой. Это его и погубило: писатель стал случайной жертвой политического покушения. Имена различных Шишмановых носят улицы многих городов Болгарии, в том числе Видина и Свиштова. Одна научная работа о славном семействе названа так: “Значение рода Шишмановых для болгарской культуры”.
Счастье Русе, что Элиас Канетти уже закончил работу над своими нобелевскими мемуарами и не наблюдал за работой комбината Verachim. При власти коммунистов химическое загрязнение оставалось запретной для публичного обсуждения темой, паров хлора и каустической соды словно бы и не существовало. Несчастье, однако, тоже имеет меру сравнения: химический комбинат Donau Chem в городе Турну-Мэгуреле, в 130 километрах выше по течению Дуная, окуривал парами сероводорода и аммиака расположенный через реку Никопол с такой силой, что его жителям предписывалось в обязательном порядке иметь в домашнем хозяйстве противогазы. Verachim в конце концов закрыли, а Donau Chem существует до сих пор, и, как осторожно пишут в справочниках, “его производство, видимо, не соответствует экологическим нормам ЕС”, членами которого стали и Румыния, и Болгария. Подозреваю, что со времен взятия города османами в 1395 году Никопол не сталкивался с большей экзистенциальной бедой.
Именно защитники окружающей среды организовали в Болгарии первые демонстрации против социалистического режима. Для массового недовольства имелись множественные причины. Пришедшая к власти в Болгарии еще до окончания Второй мировой войны компартия организовала на острове Белене (четвертый по величине дунайский остров, неподалеку от Никопола и Свиштова) трудовой лагерь на две с половиной тысячи человек, в основном для осужденных по “политическим” статьям. Лагерь функционировал практически до кончины болгарского социализма. В западной части острова, известного еще как Персин (кажется, как раз это название научно правильное), и теперь стережет преступников самая знаменитая в стране тюрьма, в которой в 1980-е годы в числе прочих врагов народа содержались помаки и турки, даже под угрозой каземата отказывавшиеся менять родные имена на болгарские. На востоке острова, напротив, распевают птички и гнездится пара морских орлов, там раскинулась заповедная зона “Персинские болота”. Несколько лет назад режиссер Илья Троянов привез на остров шестерых мощных стариков из числа бывших политзэков, чтобы посмотрели, как выглядит их тюрьма эпоху спустя. Тягостные монологи воспоминаний – за благородными сединами и согбенными спинами величаво струится в никуда Дунай – составили документальный фильм “Идти вперед, но никогда не забывать. Баллада о болгарских героях”. У Троянова герои не такие, как увековеченные в бронзе хан Аспарух, Христо Ботев и солдат Алеша.