Бренде он сказал:

— Вы можете подождать пару секунд?

— Конечно, — сказала Бренда.

В трубке стало тихо, и Бренда выругала себя. Она была полной идиоткой. Всего за несколько секунд до звонка она решила, что не будет оставлять сообщений, и вот она уже это делала. Это единственный шанс поговорить с отцом Эми; не может же она преследовать Фельдманов!

В трубке послышался щелчок. Рон Фельдман сказал:

— Вы еще на линии? Доктор Линдон?

— Да.

— Вы тот самый профессор, который попал во все эти неприятности? — спросил он. — Со студентом из Австралии? Это вы повредили подлинник Поллока?

В эту секунду в одном из окон дома напротив загорелся свет. В освещенном окне Бренда увидела лицо женщины. Женщина была примерно такого же возраста, как мать Бренды. Она глотала какие-то таблетки и запивала их водой. «Аспирин? — подумала Бренда. — Антидепрессанты? Таблетки от артрита? От высокого давления? От остеопороза?» Когда заглядываешь в окно чужой жизни, ты можешь только угадывать, что происходит на самом деле.

— Точно, — сказала Бренда. — Думаю, да. Это я.

— Мы слышали о том, что произошло, — сказал Рон Фельдман. — По крайней мере слышала моя жена. Хотя Эми говорит, что вы были хорошим преподавателем. Ей нравился ваш курс. И нравилась та книга, которой был посвящен ваш спецкурс.

— «Невинный самозванец»? — спросила Бренда.

— «Невинный самозванец», дорогая? — спросил Рон Фельдман. — Хм, мы не можем вспомнить название, никто из нас никогда не слышал об этой книге. В любом случае, доктор Линдон, сейчас очень поздно, но мы передадим Эми…

— Но я именно поэтому и звоню.

— В каком смысле?

— По поводу «Невинного самозванца», книги, которая нравилась Эми и о которой вы никогда не слышали. Я написала по ней сценарий. Он здесь, прямо передо мной, адаптированный сценарий.

— Подождите минутку, — сказал Рон Фельдман. — Вы… — Он засмеялся, но его голос больше не казался милым или вежливым; он звучал подозрительно, практически гневно. — Вы звоните сюда, чтобы всучить мне свой сценарий?

— Хм-м-м-м-м… — замялась Бренда.

— Вы звоните сюда среди ночи под предлогом, что ищете Эми, а сами хотите всучить мне свой сценарий?

— Нет, нет, я…

— Я видел, как люди делают это сотнями разных способов. Они оставляют сценарий у администратора в ресторане, где я ем, или подкупают моего привратника или моего водителя, — или, хуже того, они устраиваются ко мне на работу привратниками или шоферами, чтобы передать мне в руки свой сценарий. И я не удивлен, что вы, профессор, недавно уволенный из «Чемпиона», написали сценарий, потому что все пишут сценарии, даже племянник моего стоматолога и брат моего секретаря, который сейчас мотает срок в Синг-Синге[26]. Но это что-то совершенно из ряда вон выходящее. Это не похоже ни на что. Вы… застали меня врасплох. Меня! Откуда у вас этот номер?

— Его дала мне ваша дочь, — сказала Бренда.

— Замечательно, — сказал он. — Просто замечательно.

— Вы же говорите, Эми нравилась эта книга, да? — произнесла Бренда.

Возникла пауза.

— Как называется эта ваша чертова книга?

— «Невинный самозванец».

— Вот вам и первый недостаток. Вам нужно сменить название. Никто не захочет смотреть фильм о ком-либо невинном.

— Сменить название? — переспросила Бренда.

На заднем плане послышался говор.

— О’кей, да, хорошо. Я признаю свою ошибку. Моя жена напомнила мне о «Веке невинности» Эдит Уортон и Мартина Скорсезе, номинированном на «Оскар». Ладно, ладно. Дальше.

— Что «дальше»?

— Заинтересуйте меня. Я даю вам тридцать секунд. Время пошло!

— Ну, — раздумывая, произнесла Бренда. Говори! Она знала эту книгу наизусть; это была ее страсть, ее ребенок. — Действие происходит в семнадцатом веке. Наш протагонист, Кельвин Дер, привязывает у таверны свою лошадь. И тут вспышка молнии. Его лошадь становится на дыбы, бьет копытом другого мужчину, Томаса Бича, по голове и убивает его.

— Я уже практически сплю.

— Затем первый мужчина, Кельвин Дер, становится Томасом Бичем. Он устраивается на его работу, женится на его невесте, он живет его жизнью и избавляется от собственной личности, чтобы стать Бичем. Возможно, потому что жизнь Бича была лучше, чем его. Или потому… потому что он чувствовал себя виноватым в смерти Бича.

— Это все? — спросил Рон Фельдман.

— Нет, но вам нужно прочитать…

— Спасибо за звонок, доктор Линдон.

— Могу я прислать вам…

— У меня есть идея: напишите сценарий о том, как один профессор спит со своим студентом, а затем повреждает произведение искусства, которое принадлежит университету и стоит миллионы долларов. Мы, конечно же, говорим о малобюджетном фильме, но здесь по крайней мере есть сюжетная линия. В вашем сценарии ее нет.

— Нет?

— Спокойной ночи, доктор Линдон.

— О, — сказала Бренда. Свет в коттедже напротив погас. Женщина исчезла из виду. — Спокойной ночи.

* * *

Джош собирался увольняться.

Ему в любом случае оставалось работать всего полторы недели, и теперь, когда Тед был здесь, Вики почти каждый день сокращала рабочий день Джоша.

— Приведи детей домой пораньше. Мы хотим сводить их куда-нибудь на ленч. Подведи их к клубу. Тед играет в теннис.

Джош слышал, что они снова собирались устроить пикник, но его пока никто не приглашал, а если они его пригласят, то он скажет «нет». И все же тот факт, что они его не приглашали, беспокоил Джоша. Неужели он уже не был «частью» их семьи? Он им больше не нужен? Его роль была сыграна? Впрочем, нужно быть идиотом, чтобы не понимать, что дело подходит к концу. В конце концов, сеансы химиотерапии закончились, химия прошла успешно, и теперь Вики предстояла операция, которую ей сделают в Коннектикуте. Бренда дописала свой сценарий и тратила деньги: распечатывала его, упаковывала в картонные коробки и рассылала по студиям. А Тед был в отпуске. Поэтому не было никакого смысла брать Джоша с собой на семейные пикники; Вики, наверное, думала, что детям нужно потихоньку отвыкать от него, чтобы потом расставание было не таким болезненным. Все это было прекрасно, и все же Джош чувствовал боль. Он был привязан к этой семье больше, чем кто-либо знал. Из-за Мелани. И в то же время именно из-за Мелани он и хотел уволиться. Джош не мог находиться рядом с ней, даже просто смотреть на нее было для него мучением. Однажды, уже после приезда Питера, Мелани загнала Джоша в угол. Она умоляла его встретиться с ней на парковке у пляжа, говорила, что будет ждать его там, как обычно, в десять часов. В их отношениях нужно поставить точку, говорила она. А точка, Джош был практически уверен, — это длинная болезненная беседа, а еще, наверно, прощальный секс. Это было бы равносильно отдиранию пластыря от свежей раны. Это заставило бы его сердце снова кровоточить.