– Немедленно ложись! – воскликнул он, помогая жене раздеться.

– Теперь мне станет лучше, – прошептала Кристина. – Все закончено.

– Да, любовь моя.

– Я никогда не верила, что Джессика была сумасшедшей. – Надев шелковый халат, Кристина обвила руками шею мужа. – Я никогда не верила этому.

Ее печальный голос рвал ему сердце.

– Знаю, знаю, – успокаивающе сказал он. – Теперь Джессика может покоиться с миром.

– Да, с миром. Мне хотелось бы верить, что ее душа теперь с индейцами племени дакота. Может, она ждет, когда к ней присоединится Мерри.

– Не думаю, что Черному Волку понравится эта мысль, – заметил Лайон.

– О, и он, конечно, присоединится к ним, – утешила его Кристина. Она вздохнула и поцеловала его в ямочку на шее. – Ему предначертано судьбой встретиться с Джессикой в загробном мире.

– Да, судьбой, – как эхо повторил Лайон. – А тебе сейчас предначертано прекратить чувствовать себя плохо по утрам и вечерам, любовь моя. Ты сдержала обещание, данное матери. Сокровища возвращены законным владельцам. Ричардс позаботится о продаже камней и распределении денег. Мы едем домой, в Лайонвуд. Ты станешь толстой и веселой. Я настаиваю на этом.

Кристина добросовестно старалась выполнять требование мужа. Постепенно тошнота прошла. Она прибавила в весе, причем настолько, что стала, по ее мнению, переваливаться, словно утка. Однако она была не очень веселой, потому что все это время предпринимала тщетные попытки успокоить мужа.

Она отрицала свою беременность до тех пор, пока это не стало совсем нелепо. Лайон был в ужасе, и Кристина понимала его страх. Он видел, как страшно мучилась Летти. Она умерла ужасной смертью вместе с ребенком, который так и не смог появиться на свет.

Сначала Кристина пыталась убедить Лайона, что она вовсе не беременна, потом стала взывать к его разуму. Она уверяла его, что сильная, что это вполне естественное состояние для женщины, что она в душе дакота и точно знает, как облегчить роды. Женщины племени дакота редко умирали во время родов.

На каждый ее довод у Лайона находилось возражение. Он говорил, что она слишком хрупка для такой непосильной задачи, что противоестественно для такой нежной женщины проходить через такие ужасные испытания, что хотя она в душе и дакота, но рожать ей придется не сердцем, а телом, а тут уж она настоящая англичанка.

По иронии судьбы опасения Лайона несколько развеяла его мать. Пожилая дама медленно возвращалась в семью. Она напомнила сыну, что была такой же хрупкой, как Кристина, но родила мужу трех крепышей, ни разу не пикнув.

Кристина была благодарна свекрови за помощь. Мать Лайона наконец признала, что она еще не готова умирать. Ей все еще нравилось говорить о Джеймсе, но она уже так же рассказывала истории о детстве Лайона и Дианы.

Девенрю приехал навестить Кристину, пробыл у них месяц и затем уехал, увезя с собой шесть лошадей, которых Лайон выбрал в качестве подарка индейцам племени дакота. Трое мужчин, жаждущих приключений, отправились вместе с Девенрю.

Пока миссионер у них гостил, Лайон меньше беспокоился за Кристину, но после его отъезда снова стал хмуриться и придираться к окружающим.

Барон Уинтерс, домашний врач семьи, переехал к ним за две недели до предполагаемых родов Кристины. Она, конечно, не собиралась позволить врачу помогать ей, но у нее хватило ума не говорить об этом Лайону. Присутствие доктора успокоило его, и Кристина была рада этому.

Схватки начались после обеда и продолжались всю ночь. Кристина не будила мужа до самого последнего момента. Лайон успел только проснуться и вбежать к жене. Через несколько минут он держал на руках своего новорожденного сына.

Кристина была слишком утомлена, чтобы плакать, и Лайон лил слезы за них двоих, пока их великолепный маленький воин громкими криками выражал свое неудовольствие.

Он хотел назвать сына Александром-Даниэлем.

Она требовала, чтобы их первенец носил имя Кричащий Черный Орел.

Лайон не хотел даже слышать об этом. В конце концов они достигли компромисса. Будущий маркиз Лайонвуд при крещении получил имя Дакота Александр.