Грим увидел, как молодую женщину сшибли на мостовую и какой-то толстяк сразу наступил ей ботинком на лицо, сломав ей челюсть.

Они спятили, подумал Грим, а самое худшее – впереди.

А ведь еще вчера они были самыми обычными, ничем не примечательными людьми – мягкими в обхождении американцами двадцать первого века.

– Жертвоприношение! – рявкнул Джон Бланшар с воодушевлением умалишенного. – Мы должны принести кровавую жертву! Пусть пострадает тот, кто обрек нас на это! Привести его сюда! Побить его камнями!

Толпа ликующе взревела.

– Угомонитесь! – закричал Грим, но лишь несколько человек обернулось, услышав его возглас. – Мы делаем все, что в наших силах, и стараемся контролировать ситуацию! Нам нельзя потерять человеческое достоинство! Связь не работает, и мы намерены сообщать обо всех изменениях прямо здесь на площади, каждые три часа… эй, вы!..

– Скажи нам правду! – завопил кто-то. – Кто открыл ей глаза?

– Ага, кто на это осмелился?!

– Убить его!

– Растерзать живьем!

Грим запаниковал. Ему не совладать с таким напором. Грим сейчас один, а народ не собирается ему подчиняться. Трагедия неизбежна.

У витрины мясной лавки Гризельды толпа отхлынула. Мамаша Хольст и ее сын показались на крыльце и остолбенели при виде скопления людей.

Джейдон испуганно попятился.

Что-то сейчас будет, пронеслось у Грима в голове.

Он был прав. Толпа, оказавшаяся лицом к лицу с осужденными еретиками Блэк Спринг, приумолкла. Люди в замешательстве взирали на Гризельду и Джейдона. Наступила тишина.

Гризельда и раньше совершала жертвоприношения и потому быстро почуяла, что скоро наступит час расплаты. Воспользовавшись удобным моментом, она юркнула в лавку и захлопнула дверь.

– Вот он! – воскликнул кто-то, показывая настольной лампой на Джейдона.

– Верно!

Толпа вновь загудела. Все были уверены, что виновник их бедствий нашелся. Кто же еще мог открыть глаза Катерине, как не этот уродец, который побивал ведьму камнями, понес справедливое наказание, после чего был отпущен на их милость, но опять взялся за свое? Значит, он решил отомстить им? Нет, он не выкрутится!

И люди впали в бешеную ярость. Вскоре тридцать или сорок человек, став полукругом, начали надвигаться на злодея, сжимая кулаки.

Сперва Джейдон обескураженно смотрел на уродливые физиономии горожан. Затем он очнулся, повернулся к запертой двери и дернул ручку на себя…

О чем он думал в последние мгновения своей жизни? Какие мысли мелькали в его сознании, когда он молотил по стеклу, через которое смотрели непроницаемые глаза его матери? Когда он увидел свое отражение – и отражение надвигающейся одержимой толпы?

А все окончательно потеряли рассудок. Горожане бросились на Джейдона и понесли его на руках, будто дикари, поймавшие добычу. Перед процессией расступались в стороны.

Джейдон заорал во все горло, а обитатели проклятого города уже принялись рвать его одежду и дергать за ноги и за волосы. Вскоре он упал, и тогда они накинулись на него, подобно волчьей стае. Они впивались в него пальцами, втыкали в него ножи и били молотками.

Потеряв всякую надежду и способность сопротивляться, Грим рухнул на бетонные ступени, и его вырвало.

Глубина злобы его сограждан оказалась выше его понимания. Ему хотелось сбежать как можно дальше, отрешиться от всего человеческого в себе, поскольку если это и есть люди, то он не хотел быть одним из них. Грим погрузился в глубь своего затуманенного сознания. Теперь он хотел жалеть лишь самого себя. Его душили рыдания, во рту стоял горький привкус желчи.

Время замедлило свой ход.

Наконец, спустя, наверное, целую вечность, громыхнул выстрел. Звук, эхом отразившийся от стен домов. Грим вздрогнул – как и все остальные.

Он поднялся, вытирая лицо. Посмотрел на ошарашенную толпу. Значит, у меня с ними все-таки есть что-то общее, тупо подумал он.

Неподалеку от места расправы стоял Марти Келлер – с пистолетом тридцатого калибра. Его руки дрожали, глаза блестели.

Горожане уставились на Марти.

С их пальцев капала кровь, их щеки заливал пот, но огонь в них вдруг угас.

Мальчишка взял служебную пушку из сейфа, догадался Грим.

Он был готов расцеловать Марти.

Но события вновь изменились. К площади направлялась Катерина.

По толпе пробежали испуганные и злобные шепотки.

– Вон она, вот там!

– Ведьма…

– Боже мой…

Люди отпрянули, открыв взору Грима останки Джейдона Хольста – месиво из крови и судорожно дергающихся мышц.

Но горожане уже забыли о том, что случилось минуту назад. Они повернулись в сторону своего коллективного ночного кошмара.

Грим посмотрел туда же.

Катерина ван Вайлер спокойно шествовала по Аппер Резервуар Роуд, держа за руки двоих детей в старинной одежде. Зрелище было совершенно абсурдным. Никого не страшась, никуда не спеша, она шла вперед навстречу своей пастве. Горожане впервые удостоились взгляда ее открытых глаз – и остолбенели. Ее пергаментное лицо преобразилось: мертвенные и пробитые иглой губы стали розовыми, а кожа обрела нормальный оттенок.

Людей ошеломило, что ведьма смотрела на них вполне миролюбиво. Она не прищуривалась и не гримасничала. В ее взгляде не было болезненного желания мести, которое они ожидали увидеть, – от личины ведьмы с наглухо зашитым ртом и веками не осталось и следа. Облик Катерин был поистине человечным: у нее были изящные и утонченные черты лица. И она взирала на улицы, дома и людей двадцать первого века с энтузиазмом той, кто триста пятьдесят лет провел в кромешной тьме и страдании. На ее устах блуждала легкая улыбка, а в ее взгляде не было ни капли злобы – лишь незамутненная радость.

Просто мать, гуляющая с дочерью и сыном, и вовсе не ведьма, ненавидящая всех и каждого.

Это настолько противоречило тому образу Катерины, который запечатлелся в их памяти, что людям вдруг стало очень неловко.

«Не может быть!» – подумали горожане.

Она не была мерзостью в глазах Божиих – это они превратили ее в мерзостную ведьму.

Между тем Катерина вышла на площадь. Дети по обе стороны от нее вертели головами и таращились на толпу.

Но до счастливого финала было еще далеко. Идиллии и всеобщего примирения и не предвиделось. Катерина поглядела на огорошенных обитателей Блэк Спринг и останки Джейдона Хольста, и ее глаза наполнились скорбью.

Откуда нам было знать, подумал Грим.

Толпа отшатнулась от Катерины. Кто-то попытался сбежать, но многие понимали, что это бесполезно. И, будто по наитию, все рухнули на колени. Они бросились к ногам ведьмы, вверяя себя ее милости. Они плакали и просили ее о пощаде. Они уповали, что она будет благосклонна к ним и простит их.