Первый раунд звонков вселил некоторую надежду в Хэйса, лорда Кромера и их сотрудников с Либерти-стрит и Треднидл-стрит. Не только ни один банк не сказал «нет» — согласился даже, к всеобщему восторгу, Французский банк, хотя уже тогда французы начали отстраняться от сотрудничества с Британией и Соединенными Штатами в финансовой (и не только финансовой) сфере. Более того, несколько управляющих центральными банками сами предложили увеличить свою долю. Получив такие обнадеживающие данные, Хэйс и лорд Кромер решили поднять ставки в игре. Вначале они планировали собрать кредитов на сумму 2,5 млрд долл., но теперь, по зрелом размышлении, подумали, не собрать ли 3 млрд. «Мы решили немного поднять сумму взносов, — говорил Хэйс. — Мы не имели никакой возможности предугадать, какой минимальной суммы достаточно, чтобы сбить волну продаж. Мы понимали, что рассчитывать придется главным образом на психологический эффект нашего заявления — если, конечно, нам вообще представилась бы возможность сделать заявление. Три миллиарда показались подходящей, круглой суммой».

Но впереди ждало немало трудностей, и самая большая из них, как выяснилось, когда главы центральных банков начали перезванивать, заключалась в необходимости сделать все очень быстро. Хэйс и Кумбс поняли, что самое трудное — объяснить партнерам, что дорога каждая минута, ибо она означает потерю еще 1 млн долл. из резервов Английского банка. Если выдача кредита осуществится обычным способом, то он поступит слишком поздно, уже после того, как Британия будет вынуждена объявить о девальвации фунта стерлингов. По правилам некоторых центральных банков, они перед выдачей кредита должны были проконсультироваться со своими правительствами; но даже банки тех стран, где такая процедура не предписана законом, все же настаивали, что элементарная вежливость требует, чтобы правительство было поставлено в известность. Это потребовало времени, ибо недоступным оказался не один министр финансов, не знавший, что его ищут для немедленного одобрения огромного и притом экстренного заимствования, необходимость которого подкреплялась только уверениями лорда Кромера и Хэйса (один министр, например, в тот момент участвовал в парламентских дебатах). Но даже когда министр оказывался на месте, он иногда не желал скоропалительно принимать такое важное решение.

В финансовых вопросах правительства более осмотрительны, чем центральные банки. Некоторые министры финансов, по сути, сказали, что по рассмотрении баланса Английского банка и должным образом составленного письменного заявления об экстренном предоставлении кредита они с удовольствием примут решение. Более того, некоторые центральные банки сами проявили умопомрачительную склонность к соблюдению церемониала. Говорят, что один из руководителей отдела иностранных валют так отреагировал на просьбу о кредите: «Как все это кстати! Завтра у нас заседание совета управляющих, мы рассмотрим этот вопрос, а потом свяжемся с вами». Ответ Кумбса, говорившего с этим человеком, для потомства не сохранился, но, по слухам, был весьма энергичным. Даже легендарная непробиваемость Хэйса пару раз давала трещину, как рассказывают очевидцы. Тон оставался спокойным, но громкости сильно прибавлялось.

Проблему, с которой столкнулись континентальные центральные банки при разрешении кризиса, лучше всего проиллюстрировать примером самого богатого и мощного — Немецкого федерального банка. После раннего звонка Кумбса управляющие собрались на экстренное совещание. Тут раздался еще один звонок из Нью-Йорка: президенту банка Блессингу звонил Хэйс, чтобы сказать, какую сумму хочет попросить. Точные размеры взносов каждого центрального банка не афишировались, но на основании того, что все же стало известно, можно предположить, что у Bundesbank попросили 500 млн долл. — самая большая квота и самая большая сумма после взноса Федерального резервного банка, и ее попросили выделить с такой быстротой. Не успел Хэйс, сообщив эту неприятную новость, повесить трубку, как из Лондона позвонил лорд Кромер, подтвердивший все, что сказал Хэйс о серьезности положения, и повторивший просьбу. Немного поколебавшись, управляющие Бундесбанка в принципе согласились, что надо помочь Английскому банку, но с этого момента и начались главные трудности. Блессинг и его подчиненные решили, что в этом деле надо неукоснительно придерживаться процедуры. Перед тем как предпринять такое важное действие, им надо было проконсультироваться с экономическими партнерами по Европейскому общему рынку и по Банку международных расчетов. Главной фигурой в этом деле был президент банка международных расчетов доктор Мариус Холтроп, управляющий Нидерландского банка, куда, конечно, тоже обратились за помощью. Между Франкфуртом и Амстердамом быстро установили связь, после чего руководителям Бундесбанка сообщили: доктора Холтропа нет на месте, он поездом едет в Гаагу для встречи с министром финансов по какому-то другому поводу. Не могло быть и речи о выделении какого-то кредита Нидерландским банком без ведома управляющего. То же самое касалось Бельгийского банка: валютная политика этой страны неразрывно связана с валютной политикой Нидерландов, и бельгийцы не хотели ничего делать до тех пор, пока Амстердам не даст добро. Час шел за часом, новые миллионы долларов выкачивались из британских резервов, ставя мировые денежные отношения на край пропасти, а спасательная операция застопорилась из-за того, что доктор Холтроп, ехавший в поезде или застрявший в гаагских уличных пробках, недоступен.

Все это вызывало мучительное и бессильное отчаяние в Нью-Йорке. Когда утро наконец забрезжило и в Америке, кампания Хэйса и Кумбса получила поддержку из Вашингтона. Ведущих специалистов правительства по валютной политике — Мартина из Совета управляющих Федерального резерва, Диллона и Руза из министерства финансов — уже накануне вовлекли в планирование спасательной операции, и частью его стало решение разрешить нью-йоркскому банку как представителю Федеральной резервной системы и рычагу влияния министерства финансов на международные валютные отношения стать штаб-квартирой кампании. Поэтому вашингтонский отряд спасателей спокойно спал дома и вовремя приходил на работу и с работы. Теперь же, узнав от Хэйса о возникших трудностях, Мартин, Диллон и Руза принялись сами звонить за океан, чтобы подчеркнуть заинтересованность США в благополучном разрешении кризиса. Но никакие звонки не могли остановить бег времени — или, по крайней мере, помочь найти доктора Холтропа, — и Хэйсу и Кумбсу пришлось наконец оставить мысль о получении кредита к тому времени, когда они собирались о нем объявить, то есть к десяти часам утра по нью-йоркскому времени. Имелись и другие причины, повлиявшие на несостоятельность первоначальных надежд. Когда открылись нью-йоркские валютные рынки, тревога, распространившаяся за ночь по финансовому миру, стала совершенно очевидной. Расположенный на седьмом этаже отдел иностранной валюты доложил: натиск на фунт при открытии торгов в Нью-Йорке оказался ужасающим, как того и ждали. Обстановка местного валютного рынка стала близка к панической. Из отдела ценных бумаг банка пришло тревожное сообщение, что рынок облигаций Соединенных Штатов находится под сильнейшим давлением, превосходящим самые плохие показатели прошлых лет, что отражает отсутствие доверия к доллару со стороны держателей американских ценных бумаг. Это известие послужило Хэйсу и Кумбсу мрачным напоминанием о том, что они и без того понимали: за падением фунта в отношении к доллару как цепная реакция последует вынужденная девальвация доллара по отношению к золоту. Это могло привести к неконтролируемому валютному хаосу. Если до сих пор они и позволяли себе какие-то моменты праздности, воображая себя добрыми самаритянами, то эта новость вернула их в мир суровой реальности. Затем пронесся слух, что все сказки, циркулирующие по Уолл-стрит, кристаллизовались в одну, причем весьма реалистичную и потому выбивавшую опору из-под ног. Говорили, что британское правительство к полудню по нью-йоркскому времени объявит о девальвации фунта стерлингов. Кое-что не представляло труда опровергнуть — например, время, так как британское правительство не могло объявить о девальвации в тот момент, когда шли переговоры о предоставлении кредита. Разрываясь между желанием пресечь деструктивные слухи и необходимостью сохранить переговоры в тайне до завершения, Хэйс пошел на компромисс. Он попросил одного из своих сотрудников позвонить нескольким ключевым банкирам и игрокам Уолл-стрит и как можно убедительнее сказать им, что последние слухи о девальвации, по надежным сведениям, ложны. «Вы можете выразиться более конкретно?» — спросил сотрудник, и Хэйс дал ему правдивый ответ: «Нет, не могу».