Бывший начальник Генштаба генерал Сергей Штеменко, допрошенный в качестве свидетеля, счел своим долгом сказать:

— Было очень заметно, что Берия делал упор на грузин, и не просто на грузин, но на грузин из НКВД. Таким образом, можно сделать вывод, что Берия не доверял русским и в первую очередь стремился опереться на сотрудников НКВД — грузин по национальности.

10 декабря 1953 года президиум ЦК принял постановление «О рассмотрении дела по обвинению Берия и его соучастников». Дело слушали в закрытом судебном заседании по закону от 1 декабря 1934 года, то есть без прокурора и без адвоката, ускоренным порядком, который ввел Сталин на следующий день после убийства Сергея Мироновича Кирова. Обвинение предъявили по печально знаменитой 58-й статье Уголовного кодекса. Президиум ЦК утвердил текст обвинительного заключения и секретным порядком разослал его партийным организациям.

Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР, которое решало судьбу Берии и его сотрудников, состояло из маршала Ивана Степановича Конева, председателя ВЦСПС Николая Михайловича Шверника, генерала армии Кирилла Семеновича Москаленко (он стал командующим войсками столичного военного округа), секретаря Московского обкома Николая Александровича Михайлова (после смерти Сталина он лишился высокой должности члена президиума и секретаря ЦК), председателя профсоюзов Грузии Митрофана Ионовича Кучавы (недавнего партийного работника), первого заместителя министра внутренних дел Константина Федоровича Лунева (партийного работника, брошенного на укрепление органов) и двух юристов — первого заместителя председателя Верховного суда СССР генерал-лейтенанта юстиции Евлампия Лавровича Зейдина (всю свою карьеру он председательствовал в военных трибуналах) и председателя Московского городского суда Леонида Абрамовича Громова (сын крестьянина из Псковской губернии, он секретарил в комсомоле, сначала стал судьей и только потом поступил в Ленинградский правовой институт).

Специальное судебное присутствие заседало с 18 по 23 декабря. Всех обвиняемых признали виновными в измене Родине, в организации антисоветской заговорщической группы с целью захвата власти, в совершении террористических актов: «Изобличенные доказательствами подсудимые Берия Л.П., Меркулов В.Н., Деканозов В.Г., Кобулов Б.З., Гоглидзе С.А., Мешик П.Я. и Влодзимирский Л.Е. на судебном присутствии подтвердили показания, данные ими на предварительном следствии, и признали себя виновными в совершении ряда тягчайших государственных преступлений».

22 декабря в газетах появились статьи и выступления знатных людей страны с требованием жестоко покарать Берию и его подельников под общей шапкой «Изменникам Родины нет пощады!».

На вечернем заседании подсудимым предоставили последнее слово. Они почти ничего не отрицали, просили лишь о снисхождении.

Гоглидзе:

— Я выполнял все установки Берии, в результате чего были расстреляны невиновные люди. Значит, я оказался не на высоте своего положения, не сумел разобраться в обстановке. Я признаю себя виновным в том, что участвовал в репрессиях в 1937–1938 годах, когда в результате применения незаконных методов следствия к арестованным и избиений пострадало много невиновных. Однако я действовал без контрреволюционного умысла, а слепо подчиняясь преступным распоряжениям Берии. Прошу изменить квалификацию моих преступных действий на статьи о должностных преступлениях.

Кобулов:

— Мое несчастье в том, что ранее я принимал Берию за честного человека и безоговорочно выполнял его преступные распоряжения. Поэтому должен отвечать перед судом, но в то время, когда я получал его указания, я не думал, что они преступны. Я слепо доверял Берии, который занимал особое положение в государстве. Прошу суд переквалифицировать мое обвинение со статей о контрреволюционных преступлениях на другие статьи, которые я заслуживаю.

Деканозов:

— Мною совершены некоторые преступления, но они не являются преступлениями контрреволюционными… Я признаю факты своего морального разложения. Когда исследовались вопросы, связанные с моим моральным обликом, я выглядел очень плохо, и хотя некоторые факты преувеличены, но и то, что мною совершено, я считаю совершенно недопустимым. Прошу учесть, что контрреволюционных преступлений я не совершал, и осудить меня по другим статьям Уголовного кодекса.

Влодзимирский:

— О том, что в НКВД, а затем в МГБ и МВУД совершались преступления, я узнал лишь при ознакомлении с делом. Еще раз заявляю, что близким человеком Берии я не был. Подтверждаю, что я участвовал в избиениях арестованных, но, поступая так, полагал, что Берия отдает распоряжения об избиениях, предварительно их согласовав. Я еще раз прошу суд оценить объективно все доказательства, собранные в отношении меня, и изменить квалификацию моего обвинения.

Мешик:

— Я признаю себя виновным в том, что оказался пособником ряда преступлений Берии, не зная о том, что он враг. Я хочу, чтобы мне вынесли самую суровую кару с этой формулировкой. Я не хочу снисхождения, а судите меня за то, в чем я виноват. Однако я не признаю себя виновным в совершении преступлений во время работы на Украине. У меня есть семья, и я прошу суд, чтобы приговор не отразился на моей семье.

Меркулов:

— Мне сейчас стыдно за близость свою к Берии. Я многое сделал для него, помогал ему, но я думал, что Берия является честным человеком. Я прошу одного — снять с меня контрреволюционные статьи и судить меня по другим статьям Уголовного кодекса.

Берия:

— Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако, даже находясь на службе там, не совершал ничего вредного. Полностью признаю свое морально-бытовое разложение. Многочисленные связи с женщинами позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии. Признаю, что я ответственен за перегибы и извращения социалистической законности в 1937–1938 годах, но прошу учесть, что контрреволюционных антисоветских целей у меня не было… Прошу не рассматривать меня как контрреволюционера, а применить ко мне те статьи Уголовного кодекса, которые я действительно заслуживаю.

23 декабря в 13 часов 30 минут суд удалился на совещание для вынесения приговора. В 18 часов 45 минут председатель Специального судебного присутствия маршал Конев приступил к оглашению приговора. Всех признали виновными, всем вынесли смертный приговор.

Через несколько часов после суда Берию вывели в расход. Торопились. Приговор привел в исполнение комендант Специального судебного присутствия Павел Федорович Батицкий, уже произведенный в генерал-полковники. Затем в Берию, уже мертвого, стреляли и сопровождавшие Батицкого офицеры. Профессиональную расстрельную команду не приглашали: чем меньше свидетелей, тем лучше.

Профессор Владимир Наумов:

— Батицкий написал Хрущеву записку, что застрелили Берию прямо на лестнице. Это немыслимое дело. В бетонном бункере, где небольшие помещения, они могли друг друга перестрелять. Батицкий это написал, чтобы успокоить Хрущева: Берия ничего не успел рассказать, он вышел после суда, и его сразу расстреляли. На самом деле принесли доски, обшили помещение, чтобы пули в них застревали.