— Возможно, это произойдет прежде, чем мы сможем закончить работу, — усомнился Тавнос, — Кстати, твое новое положение, после принятия титула, как раз может вынудить тебя уступить давлению и объявить поход на Иотию.

Урза сжал ладони и задумался. Затем он пожал плечами:

— Возможно, мой бывший ученик, ты прав.

— Так зачем же ты согласился принять митру и скипетр? — повторил свой вопрос Тавнос.

— Есть причина, — ответил Урза таким тоном, что было ясно: больше он обсуждать этот вопрос не намерен.

Тавнос хотел продолжить разговор и выяснить, в чем дело, но в этот момент дверь комнаты распахнулась и в нее влетела маленькая железная птица, а за ней — ее преследователь, малыш Харбин. Семилетний мальчуган, весело хохоча, пытался схватить птицу, но та без труда уворачивалась от его ручонок и летала кругами по комнате.

Тавнос просвистел какую-то мелодию, и птица тут же села на каминную полку. Замолчал и мальчик, внезапно заметив, что в комнате кто-то есть.

— Дядя Тавнос, — сказал он с улыбкой, Затем его лицо стало серьезным. — Отец, прошу прощения, что прервал ваш разговор.

Урза весело улыбнулся в ответ и сказал:

— Ничего страшного, мы как раз закончили. — Взглянув на птицу, он спросил Тавноса: — Твоя работа?

Тот пожал плечами:

— Так, развлечение, решил опробовать пару идей, над которыми работал. Птице удается уворачиваться от ладошек мальчика благодаря тому, что она распознает движение воздуха, которое тот создает руками. Если бы Харбин двигался медленно и осторожно, он бы поймал ее, но у мальчишек его возраста не хватает терпения.

Урза кивнул:

— У иотийцев, возможно, в самом деле много душ, но в глубине каждой из них ты по-прежнему игрушечных дел мастер.

Тут в комнату вошла Кайла, королева Иотии в изгнании, за ней по пятам следовал слуга с ее плащом, но он не осмелился переступить порог.

— Харбин! Ты же знаешь, что не должен мешать отцу и Тавносу!

Урза улыбнулся еще раз и повторил:

— Ничего страшного. В такой день все равно не удастся сделать ничего полезного. Так что давайте лучше выпьем за удачу.

Тавнос взял со стола большую бутыль красного вина — подарок аргивской знати. Аргивяне любили красное терпкое вино. Урза принес два бокала для гостей и свой кубок, изготовленный собственноручно из какой-то детали последнего из онулетов Токасии. В Аргиве эти животные уже считались легендой, как птицы рух и минотавры.

Тавнос налил немного себе и Кайле, а кубок Урзы наполнил почти до краев.

Урза поднял тост:

— Последние годы мы шли сквозь огонь, и он закалил нас. Сейчас огонь разгорается все ярче, но и мы с каждым часом становимся сильнее, и мы победим этот огонь. За Аргив и за Корлис!

— За память об Иотии! — сказала Кайла.

— За нового Верховного Лорда-изобретателя и Защитника отечества! — сказал Тавнос.

— За нового Главного ученого! — ответил Урза, и они чокнулись, по комнате разнесся звон металла. Урза осушил кубок и продолжил: — Пора идти. Если мы опоздаем, аргивяне обязательно введут опоздания в традицию и до конца дней мы будем вынуждены опаздывать!

Урза направился было к двери, но остановился и просвистел ту же мелодию, что и Тавнос несколько минут назад. Металлическая птица расправила крылья и поднялась с каминной полки. Харбин замахнулся на нее рукой, но та увернулась и снова стала летать кругами по комнате, увлекая за собой мальчугана.

Церемония была обставлена в лучших аргивских традициях — чем длиннее и скучнее, тем лучше. Тавнос едва выдержал королевскую свадьбу месяц назад, но нынешнее празднество превзошло все ожидания — теперь виновниками торжества были он сам и Урза и, стало быть, у них не было ни малейшей возможности незаметно улизнуть.

Большой церемониальный зал когда-то был собором, посвященным давно забытому богу. Толпы аргивской знати, разодетой в пух и прах, толклись в ожидании начала церемонии. В соборе обильно курили фимиам, но его перебивал аромат духов, которыми щедро облились благородные дамы (и некоторые из господ). Тавнос подумал, удастся ли ему чихнуть — так тесен его парадный наряд, и на глаза у него навернулись слезы.

Тавнос с опаской относился к аргивянам, а к аргивской знати особенно. Даже в Крооге он, мальчишка из прибрежной провинции, чувствовал себя неуютно. Но там он все-таки был своим среди своих. А здесь, в Аргиве, большинство людей почему-то полагали, что иотийцам с трудом даются иностранные языки, и все, с кем Тавносу случалось говорить, считали необходимым обращаться к нему очень громко, а слова произносить очень медленно.

Многие аргивяне вообще считали его подмастерьем Урзы, мальчиком на побегушках, а потому они позволяли себе — в присутствии Верховного Лорда-изобретателя — просто не замечать его. Когда же Урза специально обращал внимание этих людей на изобретения Тавноса, например трискелион — передвижную крепость, глаза их устремлялись в неведомое, а взор затуманивался. Тавносу казалось, что они предпочитают ничего не знать и не слышать о нем.

«Но хуже всего, — решил Тавнос, — это жесткие воротники». Он собрался было поправить свой, но вовремя сдержался: если заметят, его примут за деревенщину — кому еще придет в голову поправлять воротник во время церемонии?

Церемония казалась бесконечной. Сначала перечислили титулы королевских особ, затем обратились с речью к иностранным делегациям, затем поименно назвали присутствующих на церемонии знатных особ, что, по сути дела, оказалось всеобщей перекличкой, затем с речью, продолжительности которой могли позавидовать легендарные аргивские проповеди, выступил королевский казначей. Затем глашатай огласил список торжеств, случившихся за последнее время благодаря усилиям Урзы и его верного помощника Тавноса (среди перечисленных были и такие, к которым ни Урза, ни Тавнос не имели ни малейшего отношения).

Темноволосый виновник торжества стоял на возвышении, что позволяло ему видеть всех гостей. В переднем ряду он заметил Кайлу и Харбина. Королева, казалось, стояла с трудом, но все же она внимательно слушала бесконечные речи, а мальчуган уже давно подписал с полномочным представителем превосходящих сил скуки акт о безоговорочной капитуляции и теперь от души лупил ногой по деревянной скамье собора. Потом Тавнос отыскал учеников под предводительством Рихло и старших учеников Рендалла и Санвелла. Недалеко от них обнаружился Шараман — при всех регалиях и в блестящей униформе, он, казалось, единственный получал удовольствие от происходящего.

Взгляд Тавноса скользил по толпе: вот аргивские дворяне в роскошных камзолах, юные придворные, не уступающие им в богатстве нарядов, богатые корлисийские купцы в более скромных, но тем не менее роскошных одеяниях, послы от гномов из Сардских гор — небольшая группа коротышек с суровыми лицами, — аргивяне на их фоне выглядели людьми беспечными и жизнерадостными. В недрах гномьих гор покоились необходимые Урзе природные ископаемые, а их хозяева были готовы обменивать их на золото — металл, который Урза считал второстепенным, непригодным для, нужд армии.