— Ну, вот, кажется, только мы с тобой и остались, — проговорил Росси, оглянувшись на лежащие вокруг тела.

— Плюс еще дюжины три копов, — добавил Ло Манто, качнув головой в сторону перекрестка, находившегося в половине квартала от них. — Готовы наброситься на нас в любой момент.

— Ну, если только ты дашь им знак, — усмехнулся Росси. — Нападать на своих не в их привычке. Вне зависимости от того, из какой страны этот «свой».

— Не знаю, почему ты так поступил, — сказал Ло Манто. — Наверняка у тебя были на то веские причины. Но я пришел сюда, чтобы поставить точку в том, что существует между нами, и не уйду отсюда без этого.

— Долго же мы сражались, — заметил Росси, — и показали все, на что способны. Ты прав: пора ставить точку. Сейчас. И прямо здесь, где все это началось. Вот и получается, что остаемся только ты да я.

— Это тебе за моего отца, — проговорил Ло Манто, медленно поднимая пистолет.

— И за моего тоже, — эхом откликнулся Росси, выставляя вперед свой 9‑миллиметровый, готовый выстрелить в следующую секунду.

— Ло Манто! — раздался крик. Это кричал Фелипе, наполовину выползший из–под машины. Его глаза отчаянно смотрели в сторону Гаспальди, подкрадывающегося к полицейскому и гангстеру. Сутенер израсходовал сразу все шесть патронов, находившихся у него в обойме. Такова была его последняя ставка в игре. Пит Росси прореагировал первым, загородив собой Ло Манто и откинув руку с пистолетом назад, в сторону Гаспальди. Его «девятка» была теперь направлена на человека, проработавшего на него последние пятнадцать лет. Несколько пуль попало Росси в самую середину спины. Колени его ослабли, и он повалился на Ло Манто. Неаполитанскому копу не оставалось ничего иного, как заключить в объятия своего злейшего врага. Прижав раненого к груди, он нацелил свой 38‑й калибр на Гаспальди, но стрелять не стал. Левой рукой он подхватил руку Росси, в которой тот все еще держал 9‑миллиметровый пистолет, и поднял ее, наведя на сутенера.

— Убей его, — прошептал Росси в ухо Ло Манто.

— Мы оба сейчас с ним разберемся, — откликнулся Ло Манто.

Он выстрелил из своего 38‑го одновременно с Росси, который изо всех остающихся сил жал на спусковой крючок 9‑миллиметрового.

Пули, вылетевшие из обоих стволов, поразили Гаспальди в грудь, шею, плечо и лицо. Он с глухим ударом рухнул на кирпичный фасад дома, в следующую секунду его тело безвольно сползло к ступенькам крыльца. Отбросив пистолет в сторону, Ло Манто опустился на колено и уложил на землю Росси, бережно поддерживая голову раненого.

— Зачем? — спросил Ло Манто осекшимся голосом. — Почему ты это сделал?

— Потому что так захотела бы моя мать, — ответил Пит Росси, самый влиятельный в мире дон каморры.

Ло Манто сидел у больничной койки на стуле из мягкой пластмассы. Его правая рука была забинтована и покоилась на повязке. Рука болела. Боль пронзала ее всякий раз, стоило ему пошевелиться. На Ло Манто были джинсы и тонкая темная рубашка, красивое лицо отмечено ссадиной у левого глаза и длинным порезом на подбородке. Он смотрел на Пита Росси, который спал на койке, по пояс накрытый простыней. Из пакетов, висевших на серебристых крюках капельницы, прозрачная жидкость текла по многочисленным трубкам в иголки, которыми были утыканы руки пациента. Дыхание его было слабым и прерывистым; на бинтах, опоясавших грудь и спину, проступали круги запекшейся крови. Лоб покрыт холодным потом, а щеки — двухдневной щетиной. Его жена и дети сидели в большой комнате для посетителей на третьем этаже больничного крыла. Там же находились несколько вооруженных охранников.

Плеснув немного холодной воды на полотенце, Ло Манто отер ему лоб. Дон открыл глаза и растянул губы в улыбке.

— Вообще–то, мне нравятся медсестры в тесных белых халатиках, — проговорил он. Слова его были медленными, голос искажен болью. — А тут меня коп подтирает. Странно как–то…

— Мне здесь тоже немного непривычно, — сказал Ло Манто. — Не слишком хорошо у меня получается.

— Какая она? — спросил Росси.

— Кто? — переспросил Ло Манто.

— Наша мать, — прошептал Росси. — У меня даже ее карточки нет. Так и не удосужился увидеть ее.

Отложив полотенце, Ло Манто запустил пальцы в карман рубашки, вытащил фотографию и протянул ее Росси.

— Вот, — сказал он, — сделана три–четыре недели назад. Не так уж много у меня ее снимков. Не любит она фотографироваться.

Росси взял фотографию и несколько минут смотрел на нее.

— Есть у нее что–то общее со старым доном, — вымолвил он. — Тот готов был скорее на костер взойти, чем встать перед фотообъективом.

— Жаль, что сейчас она не с нами, — посетовал Ло Манто. — Ты бы с ней познакомился. Она хорошая мать — упрямая, жесткая, всегда норовит все сделать по–своему, всех заставляет плясать под свою дудку. И, знаешь, в большинстве случаев у нее это получается.

— Трудно ей, должно быть, пришлось, — проговорил Росси. — Знать правду и не проронить ни слова. Для того, что она сделала, требуются большая сила и отвага. Уважаю ее за это.

— Мне очень жаль, что ей пришлось испытать такое, — произнес Ло Манто. — Лучше бы ей жить полной жизнью со своими детьми. Со всеми детьми.

— Винить тут некого, — заметил Росси. — Такого уж мужа ей Бог послал. А мой отец был крестным отцом мафии. И никто не мог с этим ничего поделать, даже если бы очень захотел.

— Я могу присмотреть за твоими детьми, — сказал Ло Манто, — если хочешь, конечно.

— Было бы неплохо, — согласился Росси. — Им будет приятно узнать, что у них есть дядя. Хоть он и коп.

— Может, еще чего надо? — осведомился Ло Манто, пересаживаясь на край койки, чтобы лучше видеть лицо брата. — Чего–нибудь еще от меня хочешь?

— Только одного, — произнес Росси упавшим голосом. — Можешь мне отказать, и я тебя пойму.

— Чего же? — спросил Ло Манто.

— Побудь со мной, пока я не умру, — попросил Росси.

Ло Манто подсел поближе к раненому и взял его ладони в свои. Их пальцы сплелись.

— Это самое малое, что я могу сделать для своего братишки, — сказал Ло Манто. Его голос надломился, на глазах выступили слезы.

Росси, не спускавший с него взгляда, еле заметно кивнул.

— Неплохой дон мог из тебя получиться, — произнес он.

— А из тебя — отличный коп, — заметил в свою очередь Ло Манто.

Он сильнее сжал руки, видя, что Питу Росси настает конец. Израненная грудь поднялась в последний раз, глаза закрылись, тело застыло в неподвижности. Ло Манто положил голову на краешек подушки и горько заплакал.

Над единственным братом. Братом, которого знал лишь как врага.

Ло Манто и Дженнифер шли по тихой тропинке кладбища «Вудлон». По обе стороны рядами возвышались надгробья.