Кир критически осмотрел результат.

— Это не похоже на вечность. Скорее на C, поставленное на G, перевернутое A и U.

Джентльмен снова вздохнул:

— Образное мышление нам, похоже, незнакомо. Хорошо. Вот тебе домашнее задание: придумай, как из четырех символов создать двадцатибуквенный алфавит. И не забудь о знаках препинания. Хотя бы точке.

Мальчик присел на корточки и зарылся пальцами в свою рыжую шевелюру. Джентльмен вернулся к рыбалке. На воде у черных скал показалась легкая рябь, и сердце бывшего генерала дрогнуло от радости: судя по форме ряби, к берегу приближался диплодок.

— Будет, будет нам обед, — почти неслышно, но торжествующе пропел Джентльмен, подергивая леску.

— Есть! — заорало сзади.

Диплодока, понятно, и след простыл. В ярости Джентльмен выдернул из воды снулую латимерию, смотал удочку и уставился на Кира.

— Ну?

— Все зависит от числа возможных комбинаций, — увлеченно затараторил Кир. — Если взять только две буквы, то их можно скомбинировать четырьмя способами, так? Если взять три, максимальное число комбинаций — двадцать семь. Но если я хочу использовать все буквы? Тогда вероятность попадания каждой буквы на первое место — одна четвертая. На второе — то же самое. То есть две из четырех все еще мало, шестнадцать, а три — это уже шестьдесят четыре возможных комбинации. Слишком много. Но буквы ведь скользкие, потому что ледяные. Вдруг последняя из них расшатается и упадет? Тогда смысл всего слова поменяется. Надо, чтобы код был… как бы это назвать…

— Вырожденный, — подсказал Джентльмен.

— Да хоть врожденный. В общем, неважно, какая буква стоит на последнем месте. Получается двадцать комбинаций для букв и еще одна для точки. И последняя — про запас.

Джентльмен усмехнулся:

— Почти.

— Что почти?

— Ты почти открыл то, что придумано было кое-кем поумнее три миллиарда лет назад. А может, и больше. Кто же их, миллиарды, считал? Ладно, чтоб ты дальше не мучался, я помогу тебе написать слово «вечность» на том языке, на котором двуногие прямоходящие будут такие вещи записывать.

Он расчистил небольшую площадку и разложил по ней кусочки льда примерно следующим образом:

GAA

ACU

GAA

CGU

AAU

AUU

ACU

UAU

GAG

ACC

GAG

CGC

AAC

AUC

ACC

UAC

ACA

CGA

AUA

ACA

ACG

CGG

ACG

AGA

AGG[8]

Кир с удовлетворением оглядел написанное, прищурив правый, потом левый глаз и высунув от внимания кончик языка. Потом выпрямился во весь рост и вытянул руку ладонью вверх.

— Это еще что?

— Давай мой приз. Весь мир и серебряные коньки.

Джентльмен покачал головой:

— Вот нахал, весь в меня. Ну, мир тебе пока рановато, потому что безответственная ты личность, Кирка. А коньки — так уж и быть. — Он порылся в бесчисленных карманах своего широкого плаща, извлек пару детских коньков с серебряными лезвиями и вручил их воспитаннику. Кир схватил коньки и запрыгал по берегу, восторженно размахивая новой игрушкой.

— Ура! Хочу кататься на коньках. Хочу, чтобы прямо сейчас была зима и все замерзло!

Джентльмен уныло понурился. С лакомыми диплодоками теперь уже точно можно было попрощаться.

КОНЕЦ ИНТЕРЛЮДИИ № 4

…Когда Ирка заснула и сонное лицо ее, ставшее чем-то похожим на личико того, маленького, безмятежно скачущего по берегу океана Кира, разгладилось… Когда она успокоилась и можно было любить ее всем сердцем сейчас, как любят мечту или символ, Sancta Rosa, небесное и далекое, любят без опасения привязаться или потерять — потому что потерять можно только теплое и земное, а ни земным, ни теплым она уже не была… Так вот, когда Икра наконец заснула, Кир поднял глаза на Джентльмена. Тот подобрал примус и внимательно смотрел на ученика.

— Бить будешь? Или не решил пока?

Кир пожал плечами. Скинул адидасовскую куртку, свернул и подложил Ангелу под голову. Стряхнул с ладоней песок. И спросил, пристально глядя прямо в зрачки Джентльмена, в черные точки, имеющие лишь одно измерение — глубину:

— Ответь мне на один вопрос: почему ты меня не убил тогда?

— Это, малыш, скорее два вопроса. Почему не убил сразу, когда увидел впервые ковыляющего на едва державших тебя ножках между огромных папоротников? И почему не убил потом, когда ты уже вполне бойко носился по гинкговым рощам и гонял археоптериксов? Почему не утопил в море, не швырнул в трещину ледника, не забыл в лесном пожаре?

— Почему?

— Дай подумать… Наверное, так. Во Вселенной есть все: звероящеры, пара яиц и бекон на завтрак, космическое гестапо, крем для загара, постоянная Фарадея и квазары. Есть все, что ты видел сам, о чем слышал, читал в книжках или просто догадываешься, — и много чего еще. Кое-чего в избытке, как водорода в галактике с дурацким названием Млечный Путь, кое-чего — совсем мало. В мире очень мало надежды, Кир. Неизмеримо меньше, чем золота в человеческой крови. Я почему-то уверен, что это не остановило бы многих старателей — из тех, что топтали Аляску и рвали друг другу глотки в сказочном Эльдорадо. Если бы они знали, что золото можно добывать из человеческой крови, — добывали бы и из крови. А вот меня остановило. Я не добываю золота из крови. И я не убиваю надежду, Кир.

Юноша хмыкнул:

— Версия с неожиданно проснувшейся отцовской любовью мне нравилась больше.

Он встал с колен. Мокрый песок с едва слышным шелестом ссыпался с джинсов. Небо на востоке серело. Небо на западе, над оставленным Городом, полыхало багровым. Легкий ветерок отдувал волосы со лба Кира и нес запах гари.

— Опять кого-то жгут.

Джентльмен плеснул керосином в примусе.

— Ты знаешь, что тебе придется принять решение, Кир? Для того чтобы отсюда выбраться?