Он повернулся и увидел в ее глазах слезы.

– Не стойте, Руш… идите, – с мольбой в голосе произнесла она и бросила нервный взгляд на оружие в его руке.

Она не могла потерять его, у нее не было права принести еще одного друга в жертву неотразимому шарму сладкой, жестокой мести.

– Ты хочешь убить меня, Руш? – едва слышно прохрипел Китон, услышав, как Бакстер назвала коллегу по имени.

– Заткнись, – зашипела на него детектив.

Ей нужно было вызвать «скорую», но она не могла ни отнять от раны руку, ни вклиниться в бурный поток срочных донесений, от которого разрывалась рация.

– Ты в самом деле думаешь, что мне до этого есть дело? – продолжал Китон немного заплетающимся от потери крови языком. – В этом мире я достиг всего, чего только мог, и делать мне здесь больше нечего.

– Я сказала, заткнись! – гаркнула Бакстер, но Руш уже зашагал обратно к ним.

– Мои близкие сейчас с Богом, и куда бы я ни попал, там мне будет лучше, чем здесь, – сказал Китон и выжидательно посмотрел на Дамьена, когда тот встал рядом с ним на колени.

Видя, что ситуация с каждым мгновением накаляется, Бакстер отняла руку от груди Китона и нажала на рации кнопку передачи:

– Старший инспектор Бакстер. Срочно пришлите «скорую» в Сент-Джеймский парк. Конец связи.

Она умоляющим взглядом посмотрела на Руша и опять зажала рану на груди Китона.

– Интересно, Он сейчас здесь? – пробормотал Китон, увидев на шее Дамьена серебряный крестик. – Слышит нас в эту самую минуту? – продолжал он, выискивая на небе хоть малейший знак. – Интересно, Он хоть сейчас обратил на нас свое гребаное внимание?

Помимо своей воли Руш вспомнил дословный перевод имени Азазель: Сила над Богом.

И тут же отогнал от себя эту мысль.

– Полтора года… – закашлялся Китон, давясь слезами вперемешку со смехом, и сменил позу, чтобы лечь удобнее на снегу. – Полтора года я без конца ходил в ту больничную палату и сидел у постели сына точно так же, как ты сейчас сидишь передо мной. Полтора года смиренно молил о помощи… но так ее и не дождался. Понимаешь, если шептать, Он тебя не слышит… но вот теперь мой голос до Него точно дойдет.

Руш бесстрастно взирал на распростертого на земле человека.

Вокруг никого не было, парк погрузился в тишину, нарушаемую лишь воем ветра, обрывками голосов в наушнике Бакстер да затрудненным дыханием Китона.

– Руш? – прошептала детектив, не в состоянии расшифровать выражение его глаз.

Он медленно завел за шею руки, расстегнул замочек распятия и снял его. Серебряный крестик завертелся на цепочке.

– Руш? – повторила она. – Руш!

Он посмотрел на нее.

– Мы до сих пор не знаем, чем закончилась операция, но что бы ни случилось, вам не в чем себя винить. Вы и сами это знаете, разве нет? – спросила она.

К ее удивлению, он улыбнулся, будто с его плеч свалилась непосильная ноша.

– Знаю.

Цепочка с крестиком скользнула между его пальцев и упала в белый снег.

– Значит, все в порядке? – спросила она его и бросила взгляд на Китона.

Руш кивнул.

– Вызывайте подмогу, – сказала она и облегченно вздохнула, понимая, что ее друг в очередной раз продемонстрировал всю свою внутреннюю силу.

Бросив последний взгляд на человека у его ног, Руш вытащил телефон и с трудом встал.

А когда отошел в сторону, в ухе Бакстер застрекотали отрывки сообщений МИ5.

– Руш, все хорошо! – взволнованно крикнула она ему; кровь между ее пальцами теперь текла медленнее. – Они его обезвредили! Окружили в закрытом помещении… в результате взрыва пострадал только один человек… сам террорист!

Не в состоянии сдержаться, Бакстер победоносно посмотрела на Китона:

– Слыхал, ублюдок? – прошептала она. – Его обезвредили. Он мертв.

Китон подавленно уронил голову на снег, закрыл глаза и по привычке произнес слова, слишком часто приходившие ему на ум за время проклятого пребывания на этой земле:

– Богу просто понадобился еще один ангел.

Руш замер на середине шага.

Бакстер даже не осознала, что отняла от раны окровавленные руки, ее взор затуманили навернувшиеся на глаза слезы. Единственным, о чем она могла в этот момент думать, было прекрасное лицо Кертис.

Она даже не услышала приближающийся хруст снега.

Она не почувствовала, как ей в лицо брызнула теплая кровь, и не поняла, почему тело в ее руках так неистово задергалось… когда в него вошли еще три пули.

Руш стоял над Китоном, по его щекам катились слезы.

Детектив подняла на него глаза и невидящим взглядом смотрела, как он опять нажал на спусковой крючок… потом еще, еще и еще… до тех пор, пока тело не превратилось в бесформенную массу на грязном снегу, пока у него в обойме не закончились патроны.

– Никакого Бога нет, – прошептал он.

Бакстер просто сидела, открыв рот, и смотрела. Ее друг сделал несколько неуверенных шагов и рухнул на землю.

Из покалеченных легких Руша вырвался вздох облегчения.

Он услышал, что Бакстер окликнула его и поползла к нему.

Но лишь грустно улыбнулся, глядя в низко нависшее небо…

…и высунул язык.

Среда, 6 января 2016 года,

9 часов 56 минут

– Никакого… Бога… нет…

Агент Синклер вскочил на ноги, промчался мимо зеркального окна и выбежал из допросной комнаты.

– Отлично, спасибо за сотрудничество, старший инспектор. Думаю, на этом все.

Эткинс вздохнул, вытер вспотевший лоб и собрал вещи.

Бакстер насмешливо помахала ему рукой, глядя, как он бросился вслед за разъяренным агентом ФБР – наверняка собираясь целый час целовать его в задницу.

– Босс у нас дипломатична, как всегда, – фыркнул Сондерс, с ухмылкой глянул на Ваниту и перевел взгляд на устроившегося в углу мужчину. Меж тем американец с важным видом вышел из комнаты.

Они сидели в тесном помещении, примыкавшем к допросной, и наблюдали за происходящим через зеркальное окно.

– Ну почему, почему она не может побыть вежливой каких-то долбаных двадцать минут? – простонала Ванита. – Неужели это так трудно?

– Видимо, трудно, – пожал плечами Сондерс.

Мужчина в углу согласно кивнул.

– Вы-то хоть не начинайте. Вас вообще здесь быть не должно, – сказала она ему, массируя лоб, за которым набирала силу боль.

Чтобы побыстрее отделаться от психотерапевта, Бакстер махнула ей рукой, давая понять, что она в полном порядке и не испытывает ни малейшего желания «о чем-нибудь поговорить».