Но главным, главным было вот что: у этой так называемой грузинской княжны не имелось акцента! То есть некоторый все-таки был, но не правильный.

Не кавказский.

Надо сказать, поручик в свое время поездил по Военно-Грузинской дороге — юнкера-михайловцы там на последнем курсе готовили топографическую съемку. Покушал вволю сациви и лобио, попил местного вина (чересчур кислого) и потому теперь полагал, что насчет акцента может рассуждать со знанием дела.

Так вот, княжна говорила неправильно. Выговор у нее был не клекочущий, как у горцев, а напевный, будто у одесской еврейки. А что? Может, сия особа из революционеров окажется? А опием занимается попутно, так сказать, для поддержания партийной кассы?

Вполне логично.

Значит, так: первым делом приказать начальнику поездной бригады на первой же станции выкинуть эстафету. А в ней — сообщение для Жандармского управления: «Наиболее подходящие по типажу лица находятся в поезде номер 117, седьмой вагон, купе восьмое, девятое и десятое. Ждем указаний».

Впрочем, указания уже имеются, и они хорошо известны. Требуется их подтверждение. И тогда…

Тут поручик несколько сбился в мыслях. Дело в том, что в случае обнаружения подозрительного лица инструкция предписывала принять меры, совершенно экстраординарные. Более того — предложение начальства имело несомненный комедийный нюанс. В практике поручика не было ничего подобного. Надо полагать, и вахмистр тоже находился в недоумении — не оттого ли столь молчалив и уклончив?

Ну, пускай его, подумал поручик, сейчас главное — шанс свой не упустить. О том, что выпал именно шанс, поручик узнал на инструктировании. Оказалось, что на сей раз ловить предстояло не революционную плесень, а самых обыкновенных мазуриков. От такой новости поручик запечалился, но тут же воспрял: дело-то, оказывается, непростое. У самого высокопревосходительства генерала Хорвата на контроле!

А все, что на контроле у высокого начальства, требуется исполнять с особенным рвением. Так можно на очень хорошем счету оказаться. Вот бы и в самом деле изловить эту опийную курьершу, потрафить Леонтию Павловичу! Глядишь, и замолвил бы он тогда слово за поручика в высших-то кабинетах.

В конце концов, сколько ж еще торчать на жандармском пункте в Хайларе. Вот уж дыра, прости Господи. Нет, надо перебираться в Харбин, в Жандармское управление — это задача наипервейшая. Референтом, а там, глядишь, и в адъютанты свезет выскочить.

Но и это только начало. Ведь теперь у Дмитрия Леонидовича Хорвата — сила. Вон какое войско собирает под свои знамена! Новые части формируются, флотилия, казачьи полки. И заведует всем черноморский адмирал Колчак. Про него сказывают: суров, да дело знает. Ну и слава Богу.

И потому, если теперь оказаться в верхних эшелонах, да на хорошем счету — ох, как высоко можно взлететь! Ведь, по всему, большевикам скоро конец. Приморье поднимается, Сибирь. Дон полыхает. И добровольцы Деникина знатно наседают с юга на красных. Нет, Советам не удержаться. Два-три месяца — и все, adieu! Ну, до конца года от силы. А станут восстанавливать там прежнюю власть. Только где ж взять понимающих людей? Кто сгинул на фронте, других красные пустили в распыл.

Вот тогда и придет час тех, кто молод, с головой на плечах и дело знает.

Примерещился тут поручику кабинет с высоченными потолками, с видом на Неву, и он сам за столом — в голубом мундире в талию, с флигель-адъютантским вензелем.

Флигель-адъютант! А то и выше бери…

Но здесь мечтания поручика были внезапно прерваны.

— Как хотите, а только я против, чтоб ту чернавку за курьершу считать, — проговорил вахмистр, пробудившийся, наконец, от молчания. — Нет тут никого подозрительного. Разве что энтот, пьяный… Да и он, коли разобраться, не сходен.

— Сходен не сходен, — передразнил поручик. — Хватит рассуждать. Твое дело маленькое — делай что я прикажу. Ступай, зови начальника поезда.

Ничего-то не понимает, дубина, думал поручик. А ведь здесь дело тонкое, многослойное. Одно слово — политика.

Вахмистр насупился, умолк. Встал, откатил дверь купе. Вошли кондуктор и его патрон.

— Что прикажете делать? — спросил начальник поезда, по-прежнему державший на отдалении свой баул.

— Теперь, — поручик взыскательно посмотрел на начальника поезда, — извольте сейчас же отправить эстафету.

— Эстафету?.. О чем? — Начальник поезда с видимым облегчением отставил баул и приготовился писать. За долгие годы он наловчился на ходу вести по бумаге строчки удивительно ровно, словно вагон и не вздрагивал на перегоне, а тихо стоял у перрона.

— О том, что искомое лицо установлено. Седьмой вагон, девятое купе. И фамилию поставьте. Мою, разумеется. Жандармский поручик… да смотрите, не переврите. Что вы пишите? Дайте, я сам!

Вскоре донесение было готово.

Кондуктор свернул бумагу трубочкой, запихнул в металлический цилиндр с завинчивающейся крышкой. Цилиндр был приметным, ярко-красным, в черную полосу, да еще с фосфорической краской на торцах — для лучшей видимости в ночную пору. Такая эстафета была самым простым и надежным способом связи, когда требовалось передать сообщение с поезда, пролетающего станцию без остановки.

— Когда ответа ждать? — спросил поручик.

— Часа через три, в Бухэду, — сказал начальник поезда. — Машинист предупрежден, притормозит, коли будет обратная эстафета.

— Тэкс-с, — весело сказал поручик и даже прищелкнул пальцами. А после добавил непонятное: — Значит, через три часа наши зверушки, наконец, делом займутся.

— Ос-споди… — пробормотал кондуктор, мелко крестясь. — Этакий срам… Что господа пассажиры подумают…

— Им это необязательно, — ответил поручик. — За них есть кому думать. А теперь, господа, я, пожалуй, прилягу. Устал, знаете. Да и самая работа еще впереди.

Пока поручик почивал, день переменился — из солнечноизумрудного стал жемчужно-серым, мглистым. Да только сам поручик этого не заметил: шторка в купе была опущена, а дверь щепетильно прикрыта кондуктором.

Пробудился от стука. Сел, свесил ноги, протирая глаза.

— Кто там?

— Бухэду, прибываем! — придавленно прокричал снаружи кондуктор. — Скоро входной семафор!..

Поручик соскочил с полки, отбросил наверх шторку с окна. И верно: тайга, казавшаяся бесконечной, теперь отступила. И вокруг, словно из-под земли, повыскакивали кривобокие фанзы, крытые рисовой соломой, тощие волы с длиннющими рогами тащили куда-то повозки, и сонно брели босоногие крестьяне-китайцы в смешных конических шляпах и закатанных до колен штанах.

А вскоре потянулись краснокирпичные кавэжэдэковские постройки — по всему, станция была рядом.

Паровоз загудел, и поезд, постанывая и хрустя, принялся останавливаться. Само собой, в коридоре немедленно послышались голоса пассажиров, возбужденных непредусмотренной остановкой.