Она поспешно увела назад своего английского пленника в Лоретту, и мадам де Меркувиль пришлось удовольствоваться другим, молодым рыжим парнем, почти превратившимся в индейца, но который помнил то, чему учил его отец, ремесленник из Салага.

Интендант Карлон мобилизовывал людей, чтобы отнести ткацкие станки в различные дома, где женщины должны были начать работать. Это были тяжелые, легко ломающиеся, громоздкие приспособления, но колония должна была сама себя снабжать. Очень важно иметь холсты, материи. Ввозить их стоило очень дорого. И, кроме того, женщины не должны были оставаться без работы.

Хотя Анжелика очень любила свой Верхний город, его салоны, церкви, монастыри, тем не менее она ежедневно спускалась в Нижний город, в «Корабль Франции», туда, где воспоминания не были такими утонченными, как о дворце «Веселого познания», но принадлежали только ей.

Было замечено следующее. Молодой Кантор де Пейрак, этот серьезный юноша, красивый как ангел, но выражение лица которого напоминало иногда Анжелике несколько мрачные лица молодых людей Сансе де Монтелу, ее братьев: Жоселина, Гонтрана и Дениса, смеялся и весело разговаривал только с мадам Гонфарель, хозяйкой «Корабля Франции».

Однажды, когда он пришел в гостиницу с несколькими друзьями и офицерами из рекрутов де Пейрака, любезная хозяйка, слегка пьяная, сказала ему:

— Привет, малыш. Вы меня не знаете, а я вас знаю и очень давно. Я почти что кормила вас грудью.

Кантор расхохотался. Он встал со скамьи с восхищенным видом и, обняв ее, расцеловал в обе щеки.

— Он меня узнал! — сообщила взволнованная Полька Анжелике, когда ее увидела. — Думай, что хочешь! Он меня узнал! Он вспомнил меня, как я бежала до Шарантона, чтобы отнять его у цыган. Ты знаешь, малыши смотрят и ничего не говорят. Но они помнят.

В самом деле, Кантор часто возвращался в «Корабль Франции» и всегда был весел и любезен с Жаниной Гонфарель. Эта веселость, ему несвойственная, преображала его, придавала блеск его зеленым глазам, сообщала ему такую живую красоту его матери.

— А я бы много дала за этого красивого малыша! — признавалась Полька Анжелике, находясь под влиянием вина.

— Знаешь что, я чувствую такую кровосмесительную любовь кормилицы…

— Но ты никогда не была его кормилицей! — протестовала Анжелика. — Никто не выкармливал Кантора. Даже я. Он был вскормлен из соски.

Теперь Флоримону и Кантору де Пейракам было — одному девятнадцать, а другому семнадцать лет. Они были поселенцами Канады, красивые, сильные, здоровые и, по-видимому, счастливые, хотя и прошли столько, по слухам, «случайностей».

Внимание, которое члены семьи де Пейрак оказывали гостинице «Корабль Франции», привлекло туда цвет дворянства и богатой буржуазии.

Там видели даже интенданта Карлона. Никола де Бардань был завсегдатаем.

Посланец короля приобрел много друзей благодаря своим светским и вежливым манерам и способности порядочно выпить в компании, что говорило о его здоровом стремлении ценить жизненные удовольствия. Офицеры его отряда и даже его управляющий, его секретарь и первый камердинер происходили из хороших буржуазных семей или из мелкого дворянства.

Их любили в «Корабле Франции».

Напротив, появление герцога де ла Ферте и его спутников охлаждало всеобщее веселье. Они приобрели много врагов из-за своей «надменности»; они обращались с канадцами как с «деревенщиной» и «бродягами».

Полька каждый раз говорила, что она как-нибудь даст им понять, чтобы они у нее не показывались, но не делала этого, потому что у них были туго набитые кошельки.

Для Никола де Барданя было испытанием встречаться с герцогом де ла Ферте, когда при этом присутствовала Анжелика.

— Итак, он был вашим любовником. Может быть, и теперь также? — сказал он ей однажды.

— Сударь, вы оскорбляете меня и задеваете честь моего мужа, находящегося в этом городе. Я совершенно не вспоминаю о де ла Ферте и не скрою, что его присутствие мне неприятно, но с этим ничего нельзя поделать!

— Итак, вы признаетесь, — сказал Бардане, побледнев, — значит, это правда. Он был вашим любовником?

— Но поскольку вы себя в этом убедили, к чему отрицать, — сказала Анжелика с раздражением. — Признайте раз и навсегда, что у меня было прошлое, и не устраивайте из этого трагедии, лишенной всякого смысла в теперешних условиях. Теперь не может быть ничего общего между этим дворянином и мной.

— Мне кажется, что он очень к этому расположен.

— Но в подобных случаях главное значение имеет мое мнение, вы должны это понимать, вы достаточно меня знаете.

— Увы, я считал, что знаю вас. Но неожиданные стороны вашего характера заставили меня усомниться в этом. В Ла Рошели кто был вашим любовником?

— Вы!

Эти беседы, которые Бардане вел в драматических тонах, а Анжелика делала вид, что это ничего не значит, стали какой-то игрой. Споры велись на все те же темы.

Страсть де Барданя окружила ее неким чувственным стремлением. Оно было сдержанным, но постоянно выражалось взглядами и вздохами, намеками услужить, ласковыми жестами. Это создавало вокруг нее атмосферу, которая ей нравилась, способствовала тому, что она оставалась веселой и терпимой по отношению к своему воздыхателю. Его постоянное желание ее не возбуждало в ней такого раздражения, как объяснения де Вивонна, наполовину дерзкие, наполовину льстивые. Де Вивонн, когда был пьян, казалось, считал само собой разумеющимся, что если они были некогда любовниками, то она и теперь должна дарить ему свои милости.

Бардане отпустил себе усы и носил их, как у короля, тонкой линией над верхней губой.

Сначала, когда он встречал ее в «Корабле Франции», он упрекал ее в том, что она посещает малопочтенные заведения. Она возразила, что не ему читать ей мораль, так как она узнала, что, возможно, чтобы найти утешения от печали своей неизлечимой любви, он организовал, благодаря укромному положению своего дома, веселые сборища, куда он приглашал своих приятелей по играм и попойкам с сопровождением женщин с хорошим характером и не слишком набожных.

Никола де Бардане обеспокоился:

— Мои приглашенные не слишком шумят? Не мешают ли они вам спать и не нарушают ли покой вашей улицы?

— Ни в малейшей степени.

Положение специального посланника короля давало возможность де Барданю держаться вне светского и религиозного кругов, его считали далеким от жизни страны, и поэтому никому не было дела до его хорошего или плохого поведения.

Многие завидовали его свободе.

Анжелика знала, что в Тадуссаке он написал королю письмо, которое увез командир «Мирабеллы».

Она хотела выяснить один вопрос: Никола де Бардане сообщил ли о ней королю? Король действительно поручил ему узнать, не была ли женщина, сопровождавшая графа де Пейрака, той, которую разыскивала вся полиция — бунтовщица из Пуату?