— Крепкий документ, — с удовольствием пыхнул трубкой Сталин. — Если честно, от Черчилля я этого не ожидал. Уравнять в ответственности какого-нибудь зондерфюрера и Гиммлера, фельдфебеля и Кейтеля — это ход. Это прекрасный ход! Никакой приказ не может быть оправданием дурного обращения с военнопленными. А немцы не могут не понимать, что сами вот-вот станут военнопленными и все их грехи вылезут наружу. Я подпишу этот документ.

Молотов вопрошающе поднял брови.

— Я помню о вашем предложении, — успокоил его Сталин. — Сейчас продиктую письмо, — нажал он на кнопку и вызвал стенографиста. — Пишите.

«Лично и секретно от Премьера Сталина Премьер-министру господину Уинстону Черчиллю.

Согласен с Вами, что необходимо выпустить совместное предупреждение от имени трех правительств относительно безопасности военнопленных, находящихся в руках гитлеровского правительства. Текст предупреждения, полученный от Вас, не вызывает возражений. Благоволите сообщить, нужны ли подписи под предупреждением или не нужно подписей. Сообщите также о дне и часе опубликования».

Сталин отпустил стенографиста, прошелся по кабинету, постоял у карты, вернулся к столу… Он явно что-то обдумывал и никак не мог принять решения. Наконец, его осенило.

— Не кажется ли вам, товарищ Молотов, что опубликовать предупреждение — это полдела? Разве смогут немцы прочитать наши или английские газеты? Значит, надо сделать так, чтобы наши слова стали известны не только генералам, но и рядовым солдатам.

— Я понял, товарищ Сталин. Организуем. Мы отпечатаем предупреждение в виде листовок и разбросаем по всей Германии.

До чего же радостным, ярким и бесшабашным был конец апреля 1945 года! Еще продолжалась война, еще умирали люди, но все хорошо знали, что победа не за горами. Падали ворота концлагерей, дороги Европы были наводнены измученными, но счастливыми и улыбающимися людьми в полосатых робах. И никто из них не знал, что своим спасением они обязаны не только летчикам, танкистам, пехотинцам, но и миллионам листовок с подписями Сталина, Черчилля и Трумэна. За редким исключением, даже самые верные Гитлеру коменданты лагерей поняли, что дни режима сочтены и пора подумать о себе.

Одни бывшие узники шли домой с легким сердцем, они знали, что их встретят как героев. Другие не были уверены в своем будущем, а третьи делали все возможное, чтобы не попасть на Родину. Как раз в эти дни из Ливерпуля отплывало английское судно «Гордость империи»: именно так перевели русские военнопленные выбитые на борту английские слова «Эмпайр Прайд».

ЛИВЕРПУЛЬ

Причал старинного порта этого прекрасного города расцвечен английскими и советскими флагами. Около судна множество горделивых стариков, аккуратненьких старушек, элегантных женщин и сытых, хорошо одетых ребятишек. У всех в руках флажки и пакеты с подарками. Как ни странно, почти не видно солдат и полиции.

Молчаливые колонны русских пленных протискиваются сквозь толпу. Одни явно навеселе, другие хмуры, третьих несут на носилках. Общение с провожающими действует благотворно. Все больше пакетов в их руках, все энергичнее распрямляются от дружеских похлопываний спины, все светлее улыбки на лицах.

Но вот музыка умолкает и на импровизированную трибуну поднимаются генерал Ратов и полковник Файербрэйс.

— Дорогие советские друзья! — перекрывая шум толпы, начал свою речь полковник. — Мы к вам привыкли. Мы вас полюбили. Мы вами гордимся. Но теперь, когда война закончилась, мы при всем желании не можем найти объяснения вашей задержки в Англии. Вас ждут родители, невесты, жены и дети. Свидетельство тому — горы писем, полученных нашей комиссией. Сегодня вас пришли провожать тысячи простых англичан, которые считают вас близкими друзьями. Мы будем вас помнить! Мы будем за вас молиться. И извините, коли что не так, — дрогнувшим голосом закончил Файербрэйс. Потом к микрофону подошел генерал Ратов.

— Товарищи! — бодро начал он. — Через две недели вы будете в Одессе, а оттуда разъедетесь по домам. Родина ждет вас! Родина великодушна. И если кто-то чувствует за собой грехи, не скрывайте их: вас внимательно выслушают и, поверьте мне, простят. Впереди у вас много работы. Надо восстанавливать разрушенные города и села, поднимать из руин фабрики и заводы, распахивать и засевать нивы, поэтому в Союзе каждая пара рук на счету. Не сомневаюсь, что каждый из вас найдет дело по душе… В пути вас будет сопровождать мой заместитель полковник Мирошниченко. Со всеми вопросами обращайтесь к нему. И еще. Среди вас немало больных — сказались страдания, перенесенные в фашистских застенках, прошу отнестись к ним с особым вниманием. Счастливого вам пути!

И вот началась погрузка. Сперва подняли тех, кто лежал на носилках, потом потянулась цепочка женщин, следом за ними пристроились и мужчины. Погрузка шла спокойно, без каких-либо эксцессов.

У кормы судна стоял Файербрэйс. Окружившая его группа англичан явно томилась проводами, но полковник не давал им расслабиться.

— Сколько больных? — уточнял он.

— Сто пятьдесят, — ответил стоящий рядом офицер. — Иначе говоря, каждый двадцатый.

— Много… У всех туберкулез?

— Так точно, сэр. Причем в открытой форме.

— Надо бы их изолировать.

— Мы так и сделали. Вторая палуба превращена в больничную палату.

— Напомните, чтобы в Одессе сделали основательную дезинфекцию. Не забывайте, что обратным рейсом поедут англичане, бельгийцы и французы.

— Разумеется, сэр.

— Кто их будет принимать?

— Два наших офицера: Джеймс Мартин и Джордж Юматов.

— Юматов? Он что, русский?

— Канадец русского происхождения.

— В пути могут быть эксцессы среди русских пленных. Передайте Мартину и Юматову, чтобы фиксировали каждый их шаг. Наши люди должны быть максимально предупредительны и не давать поводов для недовольства представителям советских властей. Если хоть одного англичанина не выпустят из Одессы, виноваты в этом будем мы.

А у носа корабля вокруг генерала Ратова сгрудилась группа советских офицеров.

— Как видите, моя идея сработала блестяще! — потирает руки Ратов. — Буянить на глазах английских стариков, женщин и детей наши горлопаны не посмеют. Да и Файербрэйс заработает немало очков: видите, как много фото- и кинооператоров. Завтра весь мир узнает о том, как тепло провожали своих союзников простые английские труженики. Политика! — хохотнул он. — А где полковник Мирошниченко?

— У трапа.

— Позвать!

Когда рослый, но какой-то рыхлый полковник подбежал к генералу и вскинул руку к козырьку, тот отвел его в сторону и строго спросил:

— Ну что, все идет по плану?

— Так точно, товарищ генерал! Создана целая сеть осведомителей во главе с бывшим майором Поляченко. У всех осведомителей рыльце в пушку, так что стараться будут изо всех сил.