– Вот как? Я подумаю. Кто погонит, бабы?

– Бабы тоже могут, но погонят старики и юноши. Они опытные в этом деле.

– Хорошо. Договорились, десятая часть леса ваша. Как обратно они добираться будут?

– А ты как будешь? – спросила в ответ Боудика.

– Обратно мы будем добираться на возах и конными. Купим у степняков соль.

– Тогда мои погонят ваши возы. Вместе и вернетесь. Сколько думаешь гнать плотов?

– Три. Один нагрузим досками.

– Значит нужно девять человек, по три на плот. Один рулит, два подруливают. Годится…

В жилище вошли одна за другой три перемазанные в глине красавицы.

– Знакомься, – усмехнулась Боудика.

– Это Утренняя Заря, – она показала на крепкую девицу с насмешливым взглядом. Та подбоченилась и выставила на обозрение крутые бедра.

– Это Утренний Туман, – она показал на вторую девушку с большой грудью, которую обтягивала кожаная блузка-безрукавка.

– Это Вечерний Закат. – Третья девушка была смугла, и ее глаза были слегка раскосые.

«Метиска», – догадался Антон.

Все девушки были красивы, этого не отнять. В глазах горел огонь. Это не забитые крестьянки, сгорбленные тяжелым трудом с детства, и Антон понимал выбор своих разведчиков.

– Хороши, – усмехнулся он, чем ввел в краску девушек. – Замуж за моих воев пойдете?

Вечерний Закат посмотрела на Ермидана и ответила за всех:

– Пойдем.

Антон посмотрел на Боудику.

– Не пойму только зачем тебе плотники? – сказал он. Мои крестьяне поставят тебе дома уже к зиме. Просушенный лес есть. Плати золотом, и делов-то никаких. Четыре мешка золота за один дом.

– Это хорошо. Но плотник нужен свой. За дома спасибо. Золота нам хватит.

Антон повеселел: не зря в гости сходил.

– Тогда так и сделаем – произнес он. – Пришлю мастеров, ты покажешь, где дома ставить. Лес сами будете возить… Если все порешали, давай десять мешочков, тебе привезут десять комплектов брони. Для начала хватит?

– Вполне.

Девушки ушли. Женщина туманным взглядом посмотрела на Антона и произнесла немного охрипшим голосом.

– Странный ты сквайр, сэр Молот. Но когда смотрю на тебя, сердце колотится сильнее. Уходи… Не тревожь его. Она вскочила и выбежала, но вскоре вернулась с шкатулкой из бересты. Протянула Антону. – Там десять мешков – произнесла она, не глядя на него.

Вечером, сидя в кресле некроманта и вытянув ноги у очага, Антон вспоминал Боудику и вполуха слушал поучения Флапия. Старый слуга не мог успокоиться и, разделывая зайца, бурчал:

– Вам нужно уметь не только правильно убивать живность на охоте, но и правильно разделывать ее…

– И это тоже я должен делать? – с тоской в голосе спросил Антон. Он как-то не горел желанием сдирать шкуры с бедных зверюшек.

– Ну, а кто? – надрезая острым ножом шкурку на лапах, в ответ спросил Флапий. – Вы или ваш оруженосец…

– Так я отдам эту честь оруженосцу, – обрадовался Антон. – Тебя возьму к барону… или нет, лучше Ермидана. Он моложе и смышленее.

– Вы, милорд, все легких путей ищите. Все стараетесь схитрить. – Флапий стал подрезать шкурку и тянуть с тушки зайца. А как же воля и сила характера, они, милорд, в трудностях закаляются. А ежели все легко дается, то как вы закалитесь? Никак.

– Флапий, да я у себя дома даже курицы не зарезал, ни одно животное не убил и на охоте ни разу не был. Да и нельзя у нас медведей убивать…

Старик замер с занесенным ножом и затем медленно опустил его. Жалеючи посмотрел на Антона, как смотрят на калеку, и покачал головой.

– Вот оно воспитание греков. Их ученость только во вред человеку, – сокрушаясь, проговорил он. – Вот возьмите нашего Аристофана. С виду человек как человек, и выпить гаразд. Компанию поддержит. А как выпьет, так из него ученость так и прет. И все одна глупость ученая. Говорит, что мир, где мы живем, это круглая планета, а того не понимает, что мы, простые люди, видим больше, чем говорим. Вот ежели, к примеру, земля была бы круглой, мы это видели бы, и когда сверху шара дошли до его низу, то ходили бы вниз головой и упали бы. А мы не падаем и вниз головой не ходим. И знаете, что он на это отвечает? – спросил Флапий.

– Что?

– Что есть сила притяжения, которая притягивает всех к земле. Ну не смешно ли?

– А что смешного?

– А то, милорд, что птицы вон летают и на землю не падают. Это ж всем известно. Так что, милорд, от учености одно горе. Вот и вы ни к чему не приспособлены… А все греки, забери их преисподняя…

Флапий стал остервенело рубить тушку зайца на части и, приговаривая, продолжил нравоучения:

– Бросили бы вы читать свои книжки, милорд, и прочитали бы кодекс рыцаря. Оно для вас самое то. Других книг благородному человеку читать не нужно… Были бы вы поумнее, так и не стали бы отказываться от озарения. В почете были бы и при власти, как ваш батюшка. Но тот умишком тронулся к старости, а вы… – Он замолчал и, сердито сопя, стал бросать мясо в котел. Антон не знал, что ответить старому ворчуну. Сказать ему, что он несет несусветную чушь, так, споря с глупцом, ему уподобишься. Промолчать – тоже не выход. Флапий позволил себе его оскорбить. В то же время ему было жалко простодушного старика.

– Флапий, ты понимаешь, что сейчас меня оскорбил? – спросил тихим голосом Антон.

– Я?! Когда? И в мыслях не было, милорд!

Антон задумался. Помолчал и предложил.

– Давай сделаем так, Флапий. Ты не будешь судить обо мне и моих способностях… иначе за твой язык я вынужден буду тебя наказать, а мне Франси жалко. Как она будет с тобой общаться, если я его отрежу?

Старик побледнел, и взгляд его заметался.

– Молчи, Флапий, – оборвал его не начавшуюся речь Антон. – Молчи. Ты уже наговорил себе на смертную казнь.

Антон все больше вживался в роль всемогущего феодала. Его права были неограниченны, а обязанностей всего две: защищать свой феод и барону по весне привозить выход, двадцать империалов серебром или золотом. Безграничная власть могла его испортить, и он боялся поддаться гневу. Но и сдерживать себя становилось все труднее и труднее.

Старый, недалекий Флапий говорил не со зла. А так, как видел мир и видел его, Антона. Мерил мерилом местного рыцарства и был твердо уверен, что это и есть должный порядок. Один властвует, другой служит… И по праву учителя делал внушение своему господину, как ученику. Только не сдерживался и, считая себя вполне умным, нес несусветную околесицу, перемешивая ее с правилами рыцарства.

Старик замолчал и весь вечер ходил надутый, как китайский мандарин.

Антон тоже не лез с разговорами. Умылся в ручье, что тек рядом с пещерой, помыл ноги и завалился спать, завернувшись в медвежью шкуру.