— И что мне теперь прикажешь делать? — прошипел хозяин.

Я молчал, прижимая правой рукой к груди тугой лубок, в который личный врач только что забинтовал изуродованную левую кисть. Я молчал, когда меня под руки уводили с арены под крики толпы. Молчал всю дорогу домой. Молчал, когда полусонный лекарь дрожащими от волнения руками кое-как промыл многочисленные ссадины — подковы на сапогах Маски содрали кожу с ладони — и бинтовал, заключив в лубки сломанные кости. Молчал, когда ворвавшийся в мою комнату хозяин со злостью и досадой стал избивать меня плетью.

— Т-ты понимаешь, что произошло? — все еще кипя от злости, промолвил он.

Я кивнул. Хруст ломающейся кости стоял у меня в ушах.

— Ты меня убил! Уничтожил! Ты…

— Осмелюсь сказать, что это — всего-навсего перелом, — подал голос лекарь. — Я совместил кости, наложил шину… Через полмесяца от травмы не останется и следа!

— «Через полмесяца»! — передразнил хозяин. — А что мы будем делать эти полмесяца? С голоду умирать? Ты всех нас подставил под удар! Не мог увернуться?… Или, — он за волосы притянул мою голову к себе, — не захотел? А? Ты сделал это нарочно?

Я молчал. В стиснутой лубками руке пульсировала боль.

— И что мне теперь прикажешь делать? — повторил хозяин.

— Продайте меня, — разлепил я губы.

— Продать? — Он со смехом оттолкнул мою голову. — Кому? Этому эльфу, твоему сородичу? Ну уж нет! Не на того напали! — и, обернувшись к дверям, крикнул: — Взять его!

Охранники переступили порог. В прежние времена я мог бы раскидать их одной левой, но сейчас, когда мне было больно даже пошевелить локтем, не стал сопротивляться. Меня взяли под руки и потащили прочь.

Вот так я оказался в подвале того самого дома, в который мой хозяин перебрался, скрываясь от желающего выкупить меня сородича. Вопреки ожиданию подвал был чистый и сухой, хотя и холодный — все-таки давно стояла осень, и погода часто портилась. Мне устроили постель, поставили возле лежанки табурет, принесли ведро для отправления нужды и оставили одного.

Потянулось время. День-деньской я лежал на постели, уставясь на крошечное окошко-отдушину под потолком и прислушиваясь к эху далеких звуков. За три дня болезни хозяин ни разу не переступил порога подвала. Лишь лекарь заходил ко мне дважды в день, осматривал забинтованную руку, приносил еду и уверял, что выздоровление не за горами. Я ему не верил. Туго перетянутые пальцы практически утратили чувствительность, в ладони все еще пульсировала боль, а на третий день под мышкой и на локте вспухли два желвака. Когда я показал их лекарю, тот слегка переменился в лице, но ответил преувеличенно-бодро:

— Это означает, что процесс выздоровления вступил в… э-э… решительную стадию. Твой организм, Данха, борется. И это — признаки борьбы.

— Понятно, — сказал я и, когда врачеватель уже направился к выходу, окликнул его: — Пожалуйста, нельзя ли сделать так, чтобы ко мне разрешили прийти Горо?

— Не велено, — откликнулся лекарь. — Хозяин запретил! И в замке заскрежетал ключ.

Утром четвертого дня я проснулся весь разбитый. Рука онемела до локтя, на бледной коже проступили какие-то красные полоски. Меня трясло, как в лихорадке, кружилась голова, в горле пересохло, хотелось пить. Я понял, что заболел, хотя эльфы не подвержены многим заболеваниям.

Надо ли говорить, что в тот день лекарь ко мне так и не пришел! И вообще никто не пришел. Забытый всеми, я лежал в холодном подвале и ждал, слушая отголоски далеких звуков. Там, наверху, ходили и разговаривали люди, переносили и иногда роняли какие-то вещи. Там кипела жизнь, но обо мне так ни разу и не вспомнили за весь долгий день. День, который закончился тишиной. Такой полной тишиной, что мне не хотелось никого звать, чтобы не нарушать ее. А зачем, когда и так все ясно! Меня бросили, оставили на произвол судьбы.

К вечеру второго дня я провалился в горячечное забытье. Меня кидало то в жар, то в холод. Стены кружились перед глазами, пол и потолок то исчезали, то наваливались на меня всей тяжестью. Наверное, я даже бредил, потому что в один прекрасный момент услышал голоса. Кто-то звал меня по имени. Кто-то, стоящий за стеной…

— Данкор… Где ты?

— Здесь. Я в подвале…

— За этой дверью? Погоди, я сейчас…

Дверь внезапно дрогнула, и я очнулся. В подвале царила кромешная тьма — даже слабый свет из отдушины не разгонял мрак, а словно подчеркивал его. Ненадолго даже показалось, что я ослеп — все исчезло, остались только звуки, доносящиеся снаружи.

— Ого! Заперто! — жизнерадостно воскликнул смутно знакомый голос. — Эй! Все сюда! Тут заперто!

Послышались шаги. Дверь дрогнула еще раз.

— Ломайте! — распорядился незнакомый мужской голос.

Дверь подпрыгнула в пазах от мощного удара и вылетела, провалившись внутрь вместе с какой-то тушей, которая рухнула на нее сверху. Коридор был освещен факелами. Мне не составило бы труда рассмотреть, кто это, но перед глазами все плыло, и я смог только увидеть три тени, кинувшиеся ко мне.

— Нет! — воскликнул я, почувствовав, как по моему телу шарят чужие руки. — Отпустите меня!

— Живой! — весело воскликнули сразу два смутно знакомых голоса. — Скорее! Давайте…

— Нет! — Я рванулся изо всех сил. — Отпустите меня! Не хочу!

Отмахнувшись правой рукой, попал кому-то в челюсть — звонко и зло клацнули зубы.

— Ни фига себе! Дерется! — воскликнул тот самый незнакомец. — Вот псих! Слушай, ваши что, все такие?

— Нет, — промолвил еще один незнакомый голос, и мне на голову легла плотная ткань. — Раньше я думал, что один такой…

Я отчаянно сопротивлялся, но меня в шесть или восемь рук под чьи-то слезливые причитания: «Осторожно! Я умоляю вас, господа, осторожно!» — замотали с головой в какую-то плотную ткань, прикрутили руки к бокам, после чего подняли и потащили.

Здесь силы совершенно оставили меня, и остатка пути я не помню.

Наверное, ненадолго меня покинуло сознание, потому что пришел в себя, только когда ткань с лица сорвали и в глаза ударил яркий свет. Я зажмурился, закрываясь здоровой рукой.

— Очнулся? — деловым тоном поинтересовался смутно знакомый мужской голос, и мне на плечо легла рука.

— Драться больше не будешь? — спросил второй.

— Ну нет, — фыркнул кто-то знакомый. — Он еще только начал!

— Господин, — голос Горо я не смог бы спутать ни с каким другим, — все хорошо, господин! Все кончилось! Вы в порядке?

— Кажется, да, — с трудом разлепились тяжелые веки. Я полулежал на какой-то кушетке, еще закутанный до половины в чей-то теплый меховой плащ, а вокруг толпились люди, эльфы и альфары. Почему-то я не удивился, увидев сияющих, как медные тазы, Горо и Норрика — болтливого спутника Эльфина Невозможного, над плечом которого возвышался горный тролль — вот кто выбил дверь, запоздало сообразил я. Незнакомый эльф одних со мной лет присел рядом, его рука лежала на моем плече. Рядом с альфарами обнаружились два молодых человека. У одного из них, рыжеволосого и зеленоглазого, на левой скуле расцветал синяк. Еще один мужчина, лет, наверное, пятидесяти, невысокий толстяк с заметной сединой в волосах, стоял в стороне.