Местная шутка:

— Почему лестница похожа на публичный туалет?

— Потому что сюда приходит одно дерьмо.

Окна кабинета начальника разведки выходили на станцию метро. Плотные шторы были всегда задернуты, чтобы никто с улицы не мог видеть, что происходит внутри. Директор сидел спиной к окну. Перед столом два кожаных кресла. На полках старые справочники. На стенах фотографии предшественников. На письменном столе стояла чернильница с зелеными чернилами, которые использовались в служебной переписке, и писчая бумага голубого цвета.

Во времена Стюарта Мензиса в письменных ящиках стола лежали пачки наличных, которые вручались агентам. Но Дик Уайт уже не имел дела с деньгами. Он только подписывал счета на небольшие суммы, на которые его секретарь покупала сигареты и чай для посетителей. Жалованье платили раз в неделю. В отличие от состоятельных предшественников Уайт жил на зарплату.

На столе стояли четыре телефонных аппарата. Белый — прямой провод в министерство иностранных дел. Зеленый — с аппаратурой, защищающей от подслушивания (скремблер), — для секретных переговоров. И два черных городских телефона, которые обслуживались коммутатором разведки. Один через секретаря, другой — прямой, им Уайт не пользовался, поскольку сам не звонил подчиненным. Он также никогда не ходил по кабинетам, проведывая подчиненных.

Когда начальник разведки собирался уходить, его секретарь звонила охраннику на четвертом этаже. Тот вызывал личный лифт директора. Мало кто своими глазами видел начальника разведки, только руководители службы. Он даже не посещал корпоративные рождественские вечеринки.

— У разведки нет репутации, есть только мифы, — говорил Уайт. — Начальник разведки обязан этому соответствовать.

Он не спускался в подвал, где после шести вечера собирались старшие офицеры, которых именовали «бароны-разбойники». Это был мужской клуб, только для своих. Забавно, что это не были отпрыски аристократии. Напротив, костяк разведки составляли выходцы из простых семей, для которых другие карьерные дороги были закрыты. Но вход в клуб был строго-настрого закрыт для всех остальных.

Они чувствовали себя на передовой холодной войны. Они подкупали политиков, развязывали вооруженные конфликты, свергали правительства и убирали тех, кто становился опасен или просто не нужен. Они считали себя защитниками свободы страны и блюстителями морали. Провалы скрывались, поскольку редакторы лондонских газет, следуя традиционному обещанию не копать глубоко в сфере национальной безопасности, долгое время поддерживали миф о том, что английские шпионы — лучшие в мире.

Дик Уайт с ними не пил и их компании не искал. Им несколько лет понадобилось, чтобы убедить его в своей верности и лояльности. Некоторые профессиональные разведчики не воспринимали бывшего школьного учителя в качестве начальника. Контрразведка — это оборона, а разведка — наступление.

— Он же никогда не руководил агентами. Он не понимает, что значит рисковать. Это не в МИ-5 работать. Если что-то случилось в Триполи, нельзя позвонить местному начальнику полиции и попросить о помощи.

Каждое утро в четверг в здании министерства обороны заседал Объединенный комитет по разведке: в него входили сотрудники министерства иностранных дел, разведки, МИ-5, службы радиоэлектронной разведки, военной разведки и аппарата правительства.

Высшие руководители правительства и вооруженных сил каждый день получали из разведки закрытые на замок чемоданчики с секретными сводками.

Формально разведка не имела права ничего предпринимать без санкции министерства иностранных дел. В реальности все зависело от степени недовольства в случае провала. Засылая агента, ничего не надо было спрашивать. Если собирались установить жучки в иностранном посольстве в Лондоне, то надо было сообщить выделенному для связи с разведкой дипломату, чтобы тот обсудил план с постоянным заместителем министра иностранных дел. Серьезные акции, которые могли привести к смерти человека, требовали утверждения премьер-министром.

Время от времени начальника разведки приглашали к министру иностранных дел и главе правительства. Все зависело от личных отношений. Если главному разведчику страны доверяли, то и воспринимали его информацию как подлинную.

Способность британской разведки вести подрывные операции на чужой территории рождала иллюзию сохранения великой державы, что компенсировало упадок военной и экономической мощи страны. Премьер-министр Иден сам стал жертвой этой иллюзии.

Роберт Энтони Иден родился 12 июня 1897 года. Его старший брат Джон, лейтенант 12-го уланского полка, был убит во Франции в октябре 1914 года. Младший брат Уильям Николас, мичман флота его величества, погиб в Ютландской битве в шестнадцать лет. Энтони Иден тоже пошел на фронт и закончил войну капитаном и начальником штаба бригады. Титул баронета, поместье и возможность вести праздную жизнь унаследовал другой его брат, Тимоти Калверт Иден. Энтони достался от отца только талант к рисованию. Он мог бы стать художником, но увлекся политикой.

Осенью 1923 года Иден обручился с Беатрисой Бекетт. Ее отец сэр Джервэйз Бекетт был банкиром и одним из владельцев газеты «Йоркшир пост». 5 ноября они обвенчались в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. Медовый месяц продолжался всего два дня, потому что Иден баллотировался в парламент и был самый разгар избирательной кампании. Он выиграл выборы.

Война унесла героев его поколения. Ряды поредели, конкуренция стала меньше, общий уровень ниже. Он был не столько блистательным, сколь утонченным. Изысканный молодой человек с осанкой и манерами аристократа, он выгодно выделялся среди толпы окружавших его энергичных дельцов, невзрачных секретарей профсоюзов, интеллигентов-лейбористов и напористых пролетариев.

Энтони Иден вошел в состав правительства в возрасте тридцати восьми лет и через полгода, в 1935 году, стал самым молодым министром иностранных дел за последние сто пятьдесят лет. Через три года подал в отставку, потому что не соглашался с политикой Невила Чемберлена по умиротворению Муссолини.

В начале Второй мировой войны Чемберлен сделал Идена министром по делам доминионов. 10 мая 1940 года, после поражения во Франции, Чемберлен покинул правительство. Уинстон Черчилль стал премьером, Энтони Иден — военным министром. 23 декабря 1940 года Иден получил портфель министра иностранных дел. На этом поприще он нашел себя.

«Если он и не может подняться до той высоты, какой достигает Черчилль, когда того требуют великие события, то зато он не опускается так низко, как это иногда бывает с Черчиллем, — писали британские журналисты. — Достигнуть славы и остаться скромным, иметь власть и остаться мягким, бороться за власть, не становясь ни грубым, ни хитрым, — все это большие достоинства, столь же редкие в частной жизни, как и на политической арене».

Единственное, чего не хватало Идену, — это здоровья.

4 июня 1945 года у Идена нашли язву двенадцатиперстной кишки. Ему пришлось взять отпуск для лечения. Одновременно он получил трагическую весть о старшем сыне Симоне, служившем в авиации на Дальнем Востоке, где шла война с Японией: «Пропал без вести, очевидно, убит». Гибель сына была ударом, от которого Иден не оправился.