Пример И. отражает несколько характеристик, общих для самостоятельно открываемых жизненных тем. Прежде всего, такая тема довольно часто возникает как реакция на пережитую в раннем детстве сильную боль — это может быть сиротство, жестокое обращение, несправедливость. Но значение имеет не травма сама по себе: внешнее событие никогда не предопределяет тему. Важна интерпретация страданий, которую производит в своём сознании субъект. Например, если отец ребёнка — алкоголик, издевающийся над своими близкими, ребёнок может поразному объяснить себе, почему его жизнь сложилась именно так. Он может решить, что отец — подонок, заслуживающий смерти; что он — мужчина, а все мужчины слабы и склонны ко злу; что причиной болезни отца стала бедность, и чтобы не повторить его судьбу, необходимо разбогатеть. Наконец, он может заключить, что такое поведение отца в значительной степени объясняется чувством беспомощности и недостатком образования. И только эта последняя интерпретация может привести к формированию такой жизненной темы, как та, что выработал себе И.

Тогда возникает вопрос: какие интерпретации негативного личного опыта приводят к формированию не-энтропийной, конструктивной жизненной темы? Если страдающий от издевательств отца ребёнок решит, что в основе всех его бед лежит свойственная людям жестокость, то он едва ли сможет что-то предпринять. В самом деле, как может ребёнок изменить человеческую природу? Чтобы в страданиях обрести цель, нужно увидеть в них задачу себе по силам. В рассмотренном нами случае И. увидел проблему не в недостатках отца, а в беспомощности бесправных меньшинств, и смог приобрести необходимые для её решения умения, а именно получить юридическое образование. Чтобы преобразовать травматическое событие в цель, придающую смысл всей жизни, субъект должен обладать способностью создавать порядок из хаоса, то есть действовать как диссипативная структура, о которой мы говорили в прошлой главе.

Наконец, сложная не-энтропийная жизненная тема редко возникает в результате реакции на сугубо личную проблему.[237]Лежащая в её основе задача, как правило, касается и других людей и даже всего человечества в целом. Например, И. увидел проблему беспомощности не только у себя или своей семьи, но и у всех бедных иммигрантов, оказавшихся в такой же ситуации, как его родители. Поэтому найденное им решение пошло на пользу не только ему, но и многим другим. Подобная «альтруистичная» генерализация типична для не-энтропийных жизненных тем; они привносят гармонию в жизнь многих людей.

Похожим примером может служить жизнь Готфрида, ещё одного участника нашего исследования в Чикагском университете. В детстве Готфрид был очень близок со своей матерью, и его воспоминания о ранних годах и времени, проведённом с ней, полны тепла и света. Но когда ему ещё не было и десяти лет, у неё обнаружили рак, и вскоре она умерла в страшных мучениях. Мальчик мог бы начать упиваться жалостью к себе и погрузиться в депрессию или обозлиться на весь мир. Вместо этого он начал относиться к болезни как к своему личному врагу и поклялся победить её. Закончив школу, он получил медицинское образование и занялся исследованиями в области онкологии. Его работа, безусловно, внесёт вклад в победу над этим страшным заболеванием, которую рано или поздно одержит человечество. Мы снова видим, как личная трагедия преобразуется в потенциально решаемую задачу. Развив у себя соответствующие умения, один человек смог улучшить жизни множества других.

Ещё со времён Фрейда психологи интересовались вопросом, каким образом пережитые в раннем детстве травмы обусловливают психические нарушения у взрослых. Такое направление причинно-следственной связи объяснить нетрудно. Сложнее понять, почему в некоторых случаях достигается обратный результат; такие примеры, на наш взгляд, представляют собой больший интерес. Случается, что пережитая в детстве травма даёт человеку толчок, чтобы он стал великим художником, влиятельным политиком или учёным. Если исходить из предположения, что на психику непосредственно влияют внешние события, то напрашивается вывод, что невротическая реакция на страдание нормальна, в то время как конструктивное поведение представляет собой «защитный механизм» или «сублимацию». Однако если допустить, что человек в состоянии сам выбирать, как реагировать на внешние события, тогда конструктивная реакция может быть интерпретирована как нормальная, а невротическая — как неспособность принять вызов, как поражение в попытке превратить жизнь в поток.

Что позволяет одним выработать гармоничные жизненные цели, в то время как другие влачат бессмысленное и пустое существование? Разумеется, на этот вопрос нет простого ответа, поскольку на становление жизненной темы влияет множество факторов, как внешних, так и внутренних. У того, кто родился нищим, больным и угнетённым, больше оснований сомневаться в том, что жизнь имеет смысл, однако несчастья не делают ситуацию безысходной: тому существует немало примеров. Антонио Грамши,[238]философ, развивавший гуманистический социализм и значительно повлиявший на европейскую мысль, родился горбатым и первые годы своей жизни провёл в бедной крестьянской лачуге. Вскоре после рождения мальчика его отец был арестован и приговорён к длительному сроку тюремного заключения — как выяснилось спустя годы, несправедливо. Оставшаяся без кормильца семья была обречена вести постоянную борьбу за выживание. Маленький Антонио был таким слабым и болезненным, что его мать, по рассказам, каждый вечер одевала его в лучший костюмчик и укладывала спать в гроб, считая, что он не дотянет до утра. Такое начало никак нельзя назвать многообещающим. Однако несмотря на эти и многие другие препятствия, Грамши смог выжить и даже получил образование. Став учителем, он достиг некоторого уровня благополучия, но это не удовлетворило его. Он решил, что истинная цель его жизни заключается в борьбе против социального строя, подорвавшего здоровье его матери и честь отца. В конце концов он стал профессором и членом парламента, прославившимся своим бесстрашием в борьбе с фашизмом. Жизнь его закончилась в застенках Муссолини, но до последнего дня он сочинял замечательные эссе о том, каким прекрасным мог бы быть мир, если бы не людская жадность и страх.

Эти и множество подобных им примеров опровергают предположение о прямой причинной зависимости между тяжёлым детством и отсутствием смысла во взрослой жизни. Томас Эдисон был хилым и болезненным ребёнком, которого педагоги считали чуть ли не умственно отсталым; Элеонора Рузвельт в молодости была подвержена депрессии и страдала от одиночества; ранние годы Альберта Эйнштейна были полны тревог и разочарований — и тем не менее, все они нашли для себя мощные жизненные темы, которые принесли пользу не только им[239].