Она бежит, прижимая к груди ребенка. На бегу у нее вырывается множество путаных слов, относящиеся к ребенку.

Чэнь Мэй. Сокровище мое… Мама наконец-то нашла тебя… Мама больше никогда не отпустит тебя…

Ее преследуют Львенок, Кэдоу и другие.

Львенок. Цзиньва… Сыночек мой…

Иногда Чэнь Мэй бежит по сцене одна, время от времени оборачиваясь. Она то и дело взывает к прохожим: «Спасите меня, спасите моего ребенка».

Бывает, что сбежавшая и ее преследователи появляются на сцене вместе. Чэнь Мэй взывает к прохожим: «Спасите нас!» Львенок и остальные кричат тем, кто перед ними: «Задержите ее! Задержите эту воровку, похитительницу детей! Задержите эту сумасшедшую…»

Чэнь Мэй падает. Встает. Снова падает. Снова встает.

С начала до конца действия учащенные и пронзительные звуки цзинху[132]смешиваются с детским плачем.

Занавес

Съемочная площадка телесериала «Гао Мэнцзю».

Сцена обставлена как судебный зал уездного ямыня времен Китайской Республики. Что-то изменено, но в целом все, как в прошлом, традиционно. Посреди зала высоко подвешена горизонтальная доска с большими иероглифами «Честность и справедливость». По бокам от нее – большие парные надписи дуйлянь. Первая гласит: «Порыв ветра, шквал ливня, чистое небо»; вторая значит: «Наполовину гражданский, наполовину военный, наполовину бесчеловечный». На столе в зале лежит огромная туфля.

Гао Мэнцзю в суньятсеновском френче, в цилиндре, из нагрудного кармана свешивается серебряная цепочка карманных часов. По бокам сцены стоят несколько служащих ямыня с «жезлами воды и огня»[133] в руках, однако вместо традиционного одеяния на них черные суньятсеновские френчи, что выглядит довольно забавно.

Вокруг суетятся режиссер, операторы, звукооператоры и другие, кто занят на съемке.

Режиссер. Все по местам! Приготовились – начали!

Гао Мэнцзю (хватает туфлю и яростно стучит по столу). А-ха-ха… Какая досада! (Поет.) Начальник уезда Гао восседает в судебном зале, рассматривает запутанные дела / Семьи Чжан и Ван оспаривают земельную собственность / Чжан вроде прав, и Ван вроде прав, оба вроде правы. / Кто же в конце прав, решать мне, чиновнику! – Сей начальник уезда, именем Гао Мэнцзю, уроженец Тяньцзиня, из уезда Баоди, в молодые годы служил в армии у Фэн Юйсяна[134], главнокомандующего Фэна, ходил в походы на юг и на север, за многочисленные заслуги маршал Фэн назначил его командиром батальона охраны. Однажды солдат из его подчиненных разгуливал по городу в темных очках за руку с проституткой. Его заметил маршал Фэн и сделал мне, Гао, выговор за то, что я не строг с солдатами. Мне, Гао, стало невыносимо стыдно, что я не оправдал доверия маршала, я вышел в отставку и вернулся в родные края. В девятнадцатый год республики[135] однополчанин Хань Фуцзюй[136] стал заправлять в Шаньдуне и настоятельно просил выйти из отставки и принять пост. Мне, Гао, было неудобно не принять приглашения близкого друга брата Ханя, я отправился в Шаньдун вступать в должность, сначала как член парламента, потом как начальник уезда Пинъюань и Цюйфу, а этой весной меня перевели в Гаоми. Народ в этих местах коварный и упрямый, бесчинствуют бандиты, процветают азартные игры, свирепствует опиумокурение, с общественным спокойствием дело обстоит довольно скверно. Вступив должность, я, Гао, стал действовать самым решительным образом, как говорится, «большим мечом и широким топором», твердой рукой проводил реформы, искоренил бандитизм, поощрял сыновнюю почтительность, отдавал предпочтение поездкам инкогнито, принимал правильные решения в трудноразрешимых случаях. (Вполголоса.) Попадал, конечно, и в дурацкие ситуации, человеку свойственно ошибаться, как говорится, конь о четырех ногах, и тот спотыкается. Деревенские шэньши прислали вот в подарок парные надписи дуйлянь: «Порыв ветра, шквал ливня, чистое небо» и «Наполовину гражданский, наполовину военный, наполовину бесчеловечный». Славно написано! Славно! А еще они одарили меня прозвищем: Гао Подметка Гао! А прозвали меня так потому, что частенько охаживаю подметкой по лицу всех этих проныр и сварливых баб! (Поет.) Если в лихолетье служишь чиновником, применяй суровые меры. / В жестокое время нужно быть жестоким. / Хитростью заманить и перебить всех бандитов. / Колотишь подошвой, и становишься Гао Цинтянем – Гао Чистота Помыслов.[137] / А ну служители…

Служители ямыня. Есть такие!

Гао Мэнцзю. Как должно готовы?

Служители ямыня. Как должно!

Гао Мэнцзю. Начинаем рассмотрение дела первых истца и ответчика!

Первый служитель. Начинаем рассмотрение дела первых истца и ответчика!

Спотыкаясь, вбегает Чэнь Мэй с ребенком на руках.

Чэнь Мэй. Великий Бао, рассудите простолюдинку по справедливости!

Один за другим появляются Львенок, Кэдоу и другие.

С ними смешиваются актеры, играющие в оригинальной пьесе роли Чжана и Вана, на сцене неразбериха.

Режиссер (в крайнем раздражении). Стоп! Стоп! Это что такое? Кавардак полный! Постановщик, постановщик!

Чэнь Мэй (бросается посреди зала на колени). Великий Бао, Бао Цинтянь, рассудите простолюдинку по справедливости!

Гао Мэнцзю. Фамилия уездного не Бао, а Гао.

Чэнь Мэй (под плач ребенка). Великий Бао, на простолюдинку редкостная несправедливость обрушилась, уж рассмотрите мое дело по справедливости!

Юань Сай и двоюродный брат хватают за руки режиссера, что-то говорят ему вполголоса, режиссер кивает. Неотчетливо слышны лишь слова Юань Сая: «Наша компания спонсирует сто тысяч юаней!»

Режиссер подходит к Гао Мэнцзю, говорит ему на ухо несколько фраз.

Режиссер делает оператору и остальным знак продолжать.