Весь облик Руфия выражал глубокую печаль по поводу грядущего сурового наказания, когда он занял свое место и заговорил о чем-то с Антонидом, смотревшим на Юлия прищуренными глазами.

Цезарь снова поднялся с места.

— Так как почтенный Руфий ссылается на документы и купчую, я думаю, он принес их в суд для изучения, — сказал он.

Судьи посмотрели на Руфия: тот саркастически усмехнулся.

— Если бы собственность была лошадью или рабом, несомненно, я представил бы вам купчую. К несчастью, это дом, внезапно захваченный вооруженными людьми. Документы остались внутри, и Цезарю это хорошо известно.

Судья, постоянно говоривший за своих коллег, хмуро посмотрел на Юлия.

— Эти документы у тебя? — спросил он.

— Клянусь, у меня их нет, — ответил Юлий. — В доме Мария нет и следа купчей.

Цезарь опять сел. Поскольку прошлой ночью по совету Квинта он сжег все бумаги, его совесть была чиста: не прозвучало ни слова лжи.

— Итак, ни одной из сторон не могут быть представлены никакие документы на собственность? — спокойно продолжил судья.

Юлий покачал головой. Руфий повторил это движение, хотя его лицо сморщилось в гримасе раздражения. Он опять встал и обратился к судье:

— Мой клиент предполагал, что эти важные документы могут исчезнуть до суда, — сказал он с едва скрываемой насмешливой улыбкой, предназначенной Юлию. — Поэтому мы пригласили свидетеля, который присутствовал на аукционе и может подтвердить законность покупки советника Антонида.

Свидетель встал со стула. Цезарь узнал его: это был один из тех, кто сидел рядом с Катоном в здании сената — сутулый, тщедушный человек, постоянно убирающий со лба прядь жидких волос.

— Я, Публий Тенелия, подтверждаю законность сделки.

— Могу я задать вопрос этому человеку? — спросил Юлий и, получив разрешение, вышел вперед.

— Ты присутствовал на аукционе? — задал он вопрос.

— Да. Я был там с начала до конца.

— Ты видел, что купчая была подписана Антонидом?

Человек заколебался, прежде чем ответить.

— Я видел, — сказал он.

Однако глаза у него бегали, и Юлий понял, что Тенелия где-то врет.

— Значит, ты видел документ лишь мельком? — настаивал он.

— Нет, я видел его отчетливо, — более уверенно ответил свидетель.

— Какую сумму заплатил истец?

За спиной мужчины Руфий улыбнулся этой уловке. Она не должна была сработать, потому что свидетеля тщательно подготовили к таким вопросам.

— Тысячу сестерциев, — триумфально ответил мужчина.

Но его улыбка тут же погасла, потому что из толпы неожиданно посыпался град насмешек.

Многие на скамьях повернулись к плебеям и, к своему удивлению, увидели, что пока шел суд, улицы заполнились людьми. Каждый свободный пятачок был занят, и на самом Форуме не осталось места от набившихся зрителей.

Судьи стали переглядываться, а претор поджал в тревоге губы. Наличие такой большой толпы могло спровоцировать беспорядки, и он решил послать гонца в казармы, чтобы оттуда прислали еще солдат.

Когда толпа успокоилась, Юлий продолжил:

— Готовясь к этому делу, я оценил дом, уважаемые судьи. Если бы он продавался сегодня утром, покупателю пришлось бы заплатить около миллиона сестерциев, но уж никак не тысячу. Я прочитаю отрывок из «Двенадцати таблиц», проливающий свет на это дело.

Когда он приготовился процитировать отрывок из древнего манускрипта, Руфий картинно поднял глаза к небу, а свидетель, которого еще не отпустили, стал беспокойно топтаться на месте.

— Собственность не может быть продана, если не проведена оценка, — громко сказал Юлий.

Толпа встретила это заявление с восторгом.

— Тысяча сестерциев за имущество, стоящее миллион? Разве можно это назвать оценкой? Если нет даже купчей, чтобы доказать факт приобретения, то никак нельзя сказать, что сделка была совершена законным путем!..

Руфий медленно поднялся со своего места.

— Цезарь хочет нас убедить, что в «Таблицах» запрещена практически любая торговая сделка… — начал он. В толпе засвистели, и претор послал в казармы еще одного гонца. — Снова хочу повторить, что Цезарь пытается запутать суд бесполезными инсинуациями. Свидетель доказал, что покупка действительно имела место… Сумма не имеет никакого значения. Мой клиент — практичный человек.

Он сел на место, пряча раздражение. Нельзя было позволить, чтобы сделка выглядела обычной наградой Суллы своему приспешнику, хотя Цезарь уже дал это всем понять. Конечно же, в толпе Антонида знали, и на него обратилось немало злых взглядов, от чего он весь съежился.

— Более того, — продолжал Юлий, так как Руфий молчал. — Коль скоро факт заниженной цены дома был подтвержден собственным свидетелем Антонида, я хочу привлечь внимание суда к другому моменту. Если вердикт суда признает меня законным наследником дома, я потребую арендную плату за два года пользования им истцом Антонидом. Обычная цена за поместье такого размера — тридцать тысяч сестерциев, которые я добавляю к своим требованиям. Это деньги, потерянные моей семьей за указанный срок.

— Что?! Как ты смеешь?.. — гневно воскликнул Антонид, вскакивая с места.

Руфий силой усадил его обратно, что-то настойчиво шепча на ухо.

Когда Антонид успокоился, адвокат обратился к судьям:

— Ответчик публично высказывает презрение к оппоненту, уважаемые судьи, провоцируя моего клиента. Дом был пуст, когда истец заключил законную сделку и купил его. Ни о какой арендной плате не может быть и речи!

— Моя семья предпочла держать его пустым, это было их право. Тем не менее деньги могли быть заработаны для меня, но не для арендатора, которого вы представляете, — парировал Юлий.

Судья кашлянул, потом наклонился к двум своим коллегам, чтобы посовещаться.

После минутного обмена мнениями он сказал:

— Дело кажется достаточно ясным. Есть ли у вас еще что сказать, прежде чем мы удалимся на совещание?

Юлий напрягся, но все, что он хотел сообщить, было уже произнесено. Его взгляд остановился на все еще закрытых тканью щитах, однако Цезарь преодолел желание открыть их на обозрение толпе, догадываясь, что судьи сочтут это дешевым представлением.

Юлий не знал, каким будет вердикт: когда же он повернулся к Квинту, тот безучастно пожал плечами.

— У меня все, — сказал Цезарь.

Толпа приветствовала его и осыпала насмешками Руфия, который тоже закончил свое выступление.

Трое судей поднялись с мест, поклонились претору и отправились в здание сената, где они должны были вынести окончательное решение. Дополнительная группа солдат, вызванная из казарм, вооруженная мечами, расчистила им дорогу.